Форум » Творчество форумчан » В ожидании конца света решил написать книгу :) Тема соответствующая - постапокалипсис. Такие дела. » Ответить
В ожидании конца света решил написать книгу :) Тема соответствующая - постапокалипсис. Такие дела.
Марк: Светящееся алое пятно рвалось вверх, разрезая чернильное небо, словно карликовое солнце. Игорь, так и не донеся трубку до уха, проследил за его стремительным восходом. Опоздали. Если бы видение пришло хотя бы минут на десять раньше, тогда бы он еще успел… Но красная вспышка уже очертила параболу и, полыхнув на прощание ослепительными искрами, исчезла. Весь ее полет, казалось, уложился между двумя ударами сердца. Теперь, когда тревога поднята, нападение вряд ли последует… но может быть тот, кто послал сигнальную ракету, еще жив? Игорь, наплевав на устав, без особого почтения пихнул трубку седовласому старику, стоящему рядом понурив плечи, и коротко сказал: - Поднимите всех. Старик, даже не пытаясь пристыдить зарвавшегося солдата, лишь виновато прятал глаза. - Прости, Игореша, - прошептал он. – Я спешил. Но Игорь уже бежал к блокпосту по кротчайшему пути. Перепрыгивая через валуны, игнорируя дорожку, матерясь каждый раз, когда нога соскальзывала и он вместе с улетающими с крутого склона камнями съезжал вниз по террикону(1). Его отряд, без приказа молчаливо следующий за командиром, продвигался более осторожно и поэтому заметно подотстал. Игорь не обратил на это внимание, все его мысли были заняты другим – на ходу было трудно сосредоточиться и он никак не мог вспомнить, кого же поставил дежурить этой ночью на серпантине, откуда была пущена ракета. Они не спустились и до середины высокого отвала(1), когда ночную тишину разорвал вой сирены, разнесшийся в неподвижном воздухе на многие километры, заставивший мелких степных тварей поглубже забиться в свои норы и, наверное, поднявший тварей куда более опасных. Тревога была настолько оглушительной, что в первое мгновение показалось, будто раздался взрыв. Даже Игорь, ожидающий ее сигнала в любой момент, сильно вздрогнул, инстинктивно пригнулся, зажав уши руками, и, не удержав равновесие, проехал на спине несколько метров по острым камням. Но когда вспыхнувшие через секунду по всему периметру фонари осветили бесконечные цепи разлинованных разноцветным грунтом отвалов, идти сразу стало легче. Достигнув, наконец, относительно ровного дна карьера и преодолев в несколько прыжков расстояние до входа в горную выработку(2), Игорь остановился. Свет его мощного фонаря рассеял темноту тоннеля и уперся в расписанную похабщиной стену с противоположной стороны, где расходились в разные стороны два пути, которые, в свою очередь, тоже разбивались на множество ответвлений. И хотя все боковые ходы здесь были давно завалены, а главные дороги хорошо известны и истоптаны множеством сапог, каждый раз, ступив в этот подземный мир, Игоря, да и вообще любого человека, охватывал первобытный страх. Несмотря на удушающую жару, от тоннеля тянуло холодом, пробиравшим до самых костей. Игорь стоял перед входом, прислушиваясь к своему бешено колотящемуся сердцу. По коже волна за волной шел мороз, и он никак не мог отделаться от этого неприятного ощущения. И только когда подоспевший отряд замер возле своего командира, он сделал осторожный шаг вперед. Слепившее глаза уличное освещение и немилосердно дерущая барабанные перепонки сирена остались где-то позади. То ли сознание перестало воспринимать то, что творилось снаружи, то ли за спинами отряда, вошедшего в тоннель, опустился непроницаемый занавес, отгородивший подземелье от внешнего мира. Никто уже не бежал. Отряд медленно продвигался вперед, стараясь производить как можно меньше шума и прислушиваясь к шорохам из рудника(3). Пятна света от налобных шахтерских фонарей беспокойно метались по стенам, выхватывая из темноты выступающие каменные глыбы, каждая из которых чудилась затаившимся живым существом, а наплывающие друг на друга тени, казалось, приводили в движение все вокруг, заставляя идущих людей замирать от страха. Но короткий участок был пустым. Игорь не сумел сдержать вздоха облегчения, когда впереди показался кусочек неба, очерченный рваными краями выхода из подземелья. Последние метры отряд, не сговариваясь, преодолел бегом. После густой, вязкой темноты тоннеля подсвеченная фонарями улица казалась безопасной и дружелюбной, даже не смотря на раскаты непрекращающейся сирены. И хотя горячий воздух резал легкие, дышать здесь, когда сознание не сдавливают грубые своды выгрызенной в земной толще пещеры, было несравнимо легче. Выработка вывела отряд на дно то ли карьера, то ли расщелины давно обрушившейся шахты – сейчас было уже не разобрать. Откуда-то справа замерцали лучи ручных фонарей. Игорь тут же дал знак отступить обратно к тоннелю, но через миг с той стороны раздался зычный голос Алмаза: - Свои, не стреляйте! Из соседнего тоннеля вышло четыре человека. - Мы к Анненской шли, - прокричал Алмаз. – С серпантина ракета была? Игорь не ответил, посчитав вопрос риторическим. Он обвел фонарем нависшие над головой каменные склоны, задержавшись на узкой извилистой тропинке, убегающей вдоль обрыва вверх. Она хорошо просматривалась и на ней не было никакого движения. Карабкаться наверх пришлось недолго. Идя цепочкой, друг за другом, люди вышли к когда-то асфальтированной дороге, петляющей у самого края пропасти и в некоторых местах прерывающейся глубокими широкими трещинами, уходящими, казалось, куда-то в преисподнюю. А впереди уже чернел остов «Катерпиллера»(4) - застава. Чуть дальше, на изгибе дороги, чудом уцелевшей между двумя отвесными обрывами, полыхал костер и его искры разлетались красивым высоким веером на фоне ночного неба. И никого вокруг. - С Костиком… на одну смену всего поменялись… - нервно прошептал кто-то сзади. - АСЛАН! – заорал Игорь, вспомнив, наконец, план дежурств. – КОСТЯ!.. Но вокруг царило безмолвие и все было неподвижным. Отряд медленно приближался к погрузчику, не сводя с него прицелов. - Есть кто живой? Отзовись! – снова крикнул Игорь, прислонившись к груде камней, закрывающих его от «Катерпиллера». Ответа не последовало, и он, обернувшись на одного из своих людей, махнул рукой, призывая выступить. Вдвоем они осторожно приблизились к машине, высвечивая пространство между гигантских колес. Затем Игорь взлетел по ступеням и резко дернул на себя дверь в кабину – там было пусто, но в этот момент его напарник, обошедший погрузчик сзади, глухо сказал: «Сюда». Игорь спрыгнул на землю и обогнул машину с другой стороны, мельком посветив на разложенное в ковше тряпье – кто-то явно собирался вздремнуть с комфортом. Двое пограничников были тут - лежали на земле в луже крови, а вот третьего нигде не было видно. Игорь беззвучно выругался. Подошедший отряд уже обшарил фонарями погрузчик сверху донизу и столпился вокруг тел, опустив оружие – на открытой площадке больше негде было спрятаться, значит нападавшие действительно ретировались. - Костик… как же это… Костян… - растерянно бормотал один из людей, ошалело водя фонарем по телу убитого пограничника. – Всего на одну смену же… - АСЛА-А-АН!!! – безнадежно позвал Игорь. - Эй! Там кто-то есть… Все разом повернулись к круто забирающей между обрывов дороге. Там, вдалеке, метался лучик света – кто-то шел к ним навстречу. Отряд мгновенно отступил за «Катерпиллер» и, когда человек подошел ближе, Игорь крикнул: - Стой! Оружие на землю! Незнакомец, прикрывая одной рукой глаза от множества направленных на него слепивших фонарей, другой осторожно, стараясь не делать резких движений, положил автомат на дорогу. - Игорь, это я, - крикнул он, выпрямляясь. - Вижу, что ты. Повернись спиной, Макина, руки за голову. Дернешься, застрелю. - Да ты че, начальник, это ж свой… - удивленно произнес кто-то. - Ты один? – проигнорировав замечание, крикнул Игорь. Человек, названный «Макиной», демонстративно оглядел пустое пространство вокруг себя и прокричал в ответ: - Со мной еще мои вши, но я не могу оставить их за кордоном. - Пошутить пришел? – тут же окрысился Игорь, выходя из-за колеса погрузчика. – Весело тебе, да? Макина опустил руки и повернулся. - Где они? – рявкнул подошедший Игорь, не сводя с него ствол. На груди пришельца в свете фонаря хорошо была видна нашивка – черные буквы на желтом фоне: «Borusan Makina». – Где горожане? - Я никого не видел. Игорь направил фонарь Макине в лицо - тот прищурился и снова вытянул руку, закрываясь от света. - Не видел? - Нет. - Вообще никого? - Абсолютно. - Кто-то напал на заставу… - Я уже понял. Живы? - И этот кто-то успел уйти, - продолжил Игорь, рассматривая Макину так пристально, словно надеялся прочитать его мысли. – Это горожане, их работа. Почему ты на них не наткнулся? - Не знаю. - Шел этой дорогой и никого не встретил? - Сегодня твоя тупость достигла критической точки! – рявкнул Макина. – Хватит спрашивать меня об одном и том же! На и без того вечно хмуром лице Игоря появилось неконтролируемое бешенство, но моментально среагировавший Алмаз тут же перехватил его ствол и отвел вниз, а двое пришедших с ним людей – Карим и Денис - схватили Игоря за плечи, удерживая на месте. Макина флегматично отступил на шаг назад, как будто агрессия была направлена не на него. - Все, все, Игорь. Успокойся. Они могли уйти другой дорогой… - сказал Алмаз. - Здесь нет другой дороги! Эта тварь с ними заод… - Горожане могли найти и другой путь. Никто не знает шахты так, как они. Хватит! Откуда-то сзади раздался заливистый лай Вятки, возвестивший о подходе подкрепления, что и привело Игоря в чувство. Он стряхнул с себя руки удерживающих его людей, пронзил Макину свирепым взглядом, который, впрочем, не произвел на того никакого впечатления, и повернулся к дороге, откуда только что пришел сам и по которой сейчас бежал тяжеловооруженный отряд, готовый отбить любую напасть. Игорь повел фонарем, посылая им условный знак – «опасности нет». Первой в поле зрения появилась, конечно же, Вятка. Она, не останавливаясь ни на миг, пробежала мимо людей, ракетой вылетела на очерченный с обеих сторон обрывами серпантин, где разведенный огонь освещал единственный путь к поселку с этой стороны, облаяла сгустившуюся к утру темноту за костром и деловито побежала назад к хозяину, словно самостоятельно прогнала всех врагов. Затем показалось и само подкрепление, возглавляемое здоровым лысым мужиком, печатающим шаг так уверенно, что в сознании невольно возникала картина - как под его ногами расходится трещинами асфальт. Начальник безопасности поселка собственной персоной. - Да ты, Санников, я смотрю, вообще охренел! – были первые его слова. Игорь, не обращая внимания на бешено виляющую хвостом и заглядывающую ему в глаза Вятку, упрямо вскинул голову. Бурлившая внутри злость придавала смелости и он, не желая выглядеть виноватым, вложил в выражение своего лица столько заносчивости, сколько сумел, хотя ответить вертевшееся на языке «никак нет» так и не решился. Начальник безопасности долго сверлил его взглядом, будто испытывая на прочность. Игорь, изо всех сил стараясь не отвести глаз, заставлял себя думать о чем-нибудь отвлеченном: об отчем доме, находящемся за тысячи километров, о друзьях, которых, возможно, уже и нет в живых, о родном городе Кирове, оставшемся где-то там, в другой стране… Думал ли он тогда, что мальчишкой приехав к отцу в Байконур «посмотреть на ракеты», застрянет в этих проклятых степях до конца своих дней? Лица матери он не помнил, от нее в его памяти остался лишь бегущий за поездом силуэт – мама улыбалась и махала ему рукой, не подозревая, что прощается с сыном не на пару недель, а навсегда. Он часто думал о том, что с ней стало. Что вообще стало с людьми там, где заканчивается степь? Ведь где-то же она заканчивается… За долгие годы жизни в поселке, отрезанном от всего остального мира непроходимой пустынной землей, Игорю время от времени начинало казаться, что степь бесконечна, что она тянется и тянется на расстояния, которые человек не способен осознать. И нет никакого Кирова, и Байконура тоже нет. Бежать некуда. Есть только их поселок «Весовая» – крохотный, сюрреалистический остов цивилизации, а вокруг лишь степь, степь, степь… Пустота. Наверное, что-то такое испытывали космонавты, выходя в открытый космос. Мысли плавно переключились на отца. Кем же он был? Не космонавтом, точно. В космос он не летал. Но если работал на космодроме, значит отношение к космонавтике имел непосредственное. С ним Игорь попрощался лишь на несколько дней позже, чем с матерью, но его суровое лицо почему-то прочно врезалось в память. «Не скули, ногу тебе отрезать не будут», - строго говорил он бледному Игорю, когда того с опухшей, нещадно болевшей ногой уложили на заднее сиденье УАЗа. - «Тут до Жезказгана(5) рукой подать. Там больница хорошая, «Самсунг», корейцы, говорят, строили. Через неделю увидимся уже», - и захлопнул дверцу, не обращая внимания на обиду, укрепившуюся в глазах сына. Таким Игорь его и запомнил – уходящим так ни разу и не обернувшись. - Ты должен был поднять тревогу… - Тревога поднята! – нагло перебил Игорь, прекрасно осознавая, что потом пожалеет о своей дерзости. Какое-то время начальник безопасности молчал, разглядывая его так, словно открыл для себя что-то новое. - Павел Сергеевич, я спешил к заставе и попросил… - сбавив тон, продолжил Игорь. - Вот как, попросил, значит. - Со степными тварями мы бы и сами справились, а горожане сбегают сразу, если застава успела запусти… - А УСТАВ ДЛЯ ТЕБЯ НЕ ПИСАН?! – загремел Павел Сергеевич, и на какой-то миг даже показалось, что он для закрепления своей мысли треснет Игоря прикладом по голове. – Иди, сообщи горожанам, что после сигнальной ракеты у нас стало не принято поднимать тревогу – ведь они же все равно отступают! Да они завтра же из всех щелей полезут! А может они уже сейчас у нас за спинами? Откуда тебе знать, ушли они или нет?! - Нет, Павел Сергеевич, - вмешался Алмаз. – С этой стороны в поселок же два тоннеля всего. По одному Игорь шел со своими, по второму - мы. Ушли они. В этот момент сирена в поселке наконец-то заткнулась и наступившая тишина показалось не менее оглушительной. Игорь опустил голову и поглядел на свою Вятку, которая, будто стараясь поддержать хозяина, тыкалась ему в ладонь мокрым носом. Теперь, когда сирена смолкла, оправдываться почему-то стало тяжелей. Как же он ненавидел это все! И этот поселок посреди степи – за то, что он стал его пожизненной тюрьмой, Пророка – за то, что вечно опаздывал со своими предсказаниями, горожан, нападения которых становились все наглее, и даже эту маленькую стерву, из-за которой они и лезли на Весовую, убивая людей… Его людей! - Ладно, с тобой я позже разберусь, – пообещал Павел Сергеевич, что-то для себя уже решив. Он, отвернувшись от Игоря (хотя вообще-то именно он должен был доложить об обстановке), обвел всех присутствующих тяжелым взглядом. - Двое мертвы, третьего нет, - сообщил Алмаз. – Судя по всему - это горожане. Горла у обоих ровно перерезаны… Павел Сергеевич приблизился к двум телам у погрузчика. Затем бросил взгляд на серпантин – извилистая дорога, освещаемая костром, была как на ладони. - Как же горожане сумели подойти незамеченными? Тут ведь не подкрадешься никак… Никто не ответил, все и так ясно. Охрана северо-западного направления, или попросту говоря – серпантина, всегда была самой легкой. Знай себе – поглядывай на одну единственную узкую дорогу, по бокам которой обрывы, а если кто и появится, его можно расстрелять еще на подходе. Горожане знали об этом и никогда не лезли с этой стороны. Прочих же тварей надежно отпугивал разожженный посреди дороги костер. Вероятнее всего, пограничники, чувствуя себя в полной безопасности, просто не особо следили за дорогой. - Несоблюдение устава тут, похоже, обычное дело… - вслух произнес Павел Сергеевич то, о чем думали все. Он не смотрел на Игоря, но тот почувствовал себя так, будто начальник безопасности ударил его по лицу. – Слишком хорошо жить стало, легко… - Павел Сергеевич, Макина шел с той стороны, но горожан не встретил, - пересилив себя, произнес Игорь. – Надо прочесать все за серпантином, какие-то у них ходы там новые… И Аслана поискать надо, - помолчав, добавил он. Начальник безопасности направил фонарь на Макину и уставился на него с нескрываемым подозрением. - Про Аслана отца надо спросить, может он скажет… - предложил Алмаз. - Как же он это нападение не увидел? – покачал головой его младший брат и поглядел на хмурого Игоря. - Увидел, - тяжело откликнулся тот. - Я не успел, Карим. Злость в нем тихо остывала и ей на смену приходило опустошение. Сейчас ему хотелось только одного: поскорее вернуться домой, чтобы напиться и уснуть. Может быть завтра весь этот кошмар окажется лишь сном… Павел Сергеевич принял вполне ожидаемое решение – дождаться рассвета (блуждать по темноте сродни самоубийству) и прочесать территорию за серпантином. У них будет всего час-полтора на поиски неизвестных ходов горожан и тела Аслана. Потом встанет Солнце. - Да как же это так, а?.. Всего на одну смену же… Бокей Габитулы, не смотря на поднимающуюся жару, встречал отряд на входе главного штаба. Первый этаж когда-то жилого дома находился под землей и вход был переделан из окна второго этажа. На улицах поселка уже никого не было, рабочий день давно окончен, и скорый восход солнца означал лишь одно – в странном, искаженном человеческом распорядке дня наступила ночь и было пора ложиться спать. Павел Сергеевич, не говоря ни слова, подошел к Пророку, выражение лица которого лучше всяких слов описывало ситуацию. - Әке, неге сен мында шықтың? Бұл жерде ыстық*, - произнес Алмаз, взяв старика под локоть и подталкивая его к лестнице, но тот продолжал печально смотреть на начальника безопасности. - Все трое убиты, - утвердительно произнес Пророк. – Накидались насваем(6). Павел Сергеевич сплюнул на землю и выругался. - Идиоты… - Не гневи своего Бога, Паша. Они уже наказаны за свое легкомыслие. - Мы не нашли… - Аслана, - перебил Пророк. - Аслана, – подтвердил начальник безопасности. - Не найдете. Обрыв… Он глубоко. Павел Сергеевич кивнул и вошел внутрь, стоять на улице становилось все труднее – ослепительный солнечный диск уже выкатывался из-за горизонта. Продолжение следует * Папа, зачем ты вышел сюда? Здесь жарко (каз.) 1. Террикон, отвал - искусственная насыпь из отходов и шлаков, извлеченных при разработке полезных ископаемых. 2. Горная выработка – собственно тоннель шахты. 3. Рудник – горнопромышленное предприятие по добыче полезных ископаемых, может включать в себя сразу несколько шахт. 4. Катерпиллер – крупная американская марка по производству промышленных машин - погрузчики, бульдозеры, самосвалы и т.д. 5. Жезказган – город в Карагандинской области, в переводе с казахского означает «медные копи». 6. Насвай – легкий наркотик, популярный среди шахтеров, изначально – из табака и щелочи. Считается заменителем сигарет.
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Stella Di Mare: Давайте продолжение!
Марк: От автора: все, что описано ниже, просто выдумка. Я искренне желаю всем жителям Сатпаева и Жезказгана крепкого здоровья и долгих лет счастливой жизни. - Все будет хорошо, Настенька, не бойся. Но Настя не могла не волноваться. Недавнее нападение горожан с неожиданной стороны шокировало всех жителей Весовой. Самой же Насте было страшно вдвойне, ведь это именно за ней они лезли в поселок с упрямым постоянством. - Дядя Паша хотел все отменить, - проговорила она, разглядывая свои ногти. – Троих людей потеряли… - Эта не твоя вина, Настюша. Не вздумай себя винить! Она подняла глаза. - Бокей-ага, они ведь не успокоятся, да? Пока я… - Все будет хорошо, - повторил Пророк и ласково потрепал ее по голове. – Пойдем, а то все уйдут без нас. Настя невесело улыбнулась – уж за кем, за кем, а за ней охрана следила в оба глаза и днем, и ночью. Она взяла Пророка за руку – его ладонь всегда вселяла в нее уверенность, как будто этот седовласый старик мог защитить ее лучше целого взвода бойцов - и прижалась к ней щекой. - Почему-то не хочу идти. Дядя Паша злится, Игорь на меня так смотрит, что… - Это потому, что пограничники погибли по собственной глупости. Этого можно было избежать! И если уж на то пошло, то и я виноват… почувствовал бы раньше – успели бы поднять тревогу еще до того, как горожане нападут. Они бы и ушли сразу. Боятся лезть в открытую, все незаметно пронырнуть пытаются… Опоздал я, Настюша. - Ну что вы, Бокей-ага! Да если бы не вы!.. – тут же возмутилась Настя, как это всегда бывало, когда Бокей Габитулы начинал корить себя за неточность и несвоевременность своих предсказаний. Официально он не занимал никакой должности в поселке, но на деле его авторитет приравнивался к самому высшему руководству. Кайрат Шакенович – аким(7) Весовой, называл его мудреным словом «экстрасенс», остальные звали просто – Пророк. В большинстве случаев он довольно точно предсказывал нападения горожан на поселок, благодаря чему удавалось избежать потерь. Иногда он «видел» опасность слишком поздно – и тогда жертвы были почти неизбежны. Но больше всего на свете Настя боялась, что когда-нибудь Бокей-ага не распознает очередную атаку, а пограничники не успеют поднять тревогу. Так уже было однажды… Настя закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Прошло уже десять лет, но ей до сих пор снились кошмары. Это было под утро, точнее – на улице день клонился к вечеру и люди еще не начали просыпаться. Тогда Настя вместе со своими родителями жила в большой и уютной – по местным меркам - квартире, находящейся, правда, совсем рядом с поверхностью. Летом там иногда становилось совсем уж невыносимо и тогда мама отправляла ее ночевать к соседям снизу, где было хоть немного прохладнее. Но в тот день улицу лишь слегка пригревали незлые осенние лучи – короткий, но самый радостный отрезок времени между нечеловеческим зноем и страшными морозами. Настя проснулась от острого ощущения, что в комнате кроме нее есть кто-то еще. Темнота в квартире была непроглядной в любое время суток – на заложенные окна, когда-то выходившие на улицу, теперь напирала толща земли. - Мам? – прошептала Настя, холодея от ужаса. В следующий миг кто-то крепко зажал ей рот и подхватил на руки… - Настенька, ну что ты… - вернул ее к реальности Пророк. – Дядя Паша сердиться будет. Идти пора. Настя еще крепче сжала его руку, но все таки встала. Оставшись в тот страшный день без родителей, она переехала не к кому-нибудь, а к самому начальнику безопасности, решившему лично взять ребенка под охрану. Не из жалости, и не от широты душевной, а лишь потому, что значимость ее для поселка была слишком высокой. Собственной семьей он так и не обзавелся, да и Настю семьей вряд ли считал – за все эти годы он так и не сумел стать ей ни отцом, ни даже хоть каким-нибудь его подобием. Видела она его редко, общалась с ним мало. Все свое время он проводил на работе, забегая домой лишь для того, чтобы поспать, да и то – Настя, как правило, была в это время сначала в школе, а потом, став взрослее, на работе. Впрочем, нельзя сказать, чтобы ее это огорчало, Павла Сергеевича она побаивалась – его суровый нрав был известен каждому. Если кто и стал для нее по-настоящему родным – так это Пророк, привязавшийся к девочке еще сильней после того, как потерял своего третьего, самого младшего сына. Это было очень давно, когда война с горожанами только разгоралась, а Настя была просто еще одним ребенком из поселка. За ее спиной не ходили, как привязанные, два охранника, а жители не провожали задумчиво-вопрошающими взглядами. Как тогда все было легко и просто… Она нехотя взяла со стола длинную отвертку и ключи. В квартире дяди Паши у нее была собственная комната – редкая роскошь, и Настя изо всех сил старалась сделать ее как можно более уютной, словно восполняя этим недостаток тепла со стороны хозяина дома. Обычно на жилище людей всегда ложится отпечаток их личности – стены Настиной комнаты от пола до потолка были увешаны ажурными салфетками, которые она могла безостановочно плести по несколько часов к ряду. На подоконнике было свалено множество книг – в большинстве своем школьные учебники, с которыми Настя не смогла расстаться даже окончив школу, ведь там рассказывалось о том мире, когда люди могли свободно покидать поселок, когда они еще не прятались под землей, а все дома находились на поверхности целиком… Даже на окне, в которое никогда не заглядывало солнце, висели ненужные шторы – так всегда делали раньше и многие в их поселке даже теперь не нарушали этой традиции. Вся остальная квартира не несла в себе и намека на уютный домашний очаг, а больше походила на склад полезных вещей. Дядя Паша ограничился множеством каких-то коробок, ящиков и мешков - они, пронумерованные, стояли ровными рядами вдоль стен, в строгом порядке – все всегда на своем месте. Еще был шкаф и раскладушка. И ничего такого, что говорило бы о его «Я», словно внутри начальника безопасности была пустота. За дверями, прислонившись к перилам, привычно стояли два охранника, жевавшие насвай. Настя скривилась, но, закрыв квартиру на ключ и подойдя к заплеванной лестнице, узнала в одном из них старшего сына Пророка – Алмаза. Он приветливо улыбнулся ей и подмигнул. - Ну что, готова к труду и обороне? Оружие с собой? Тогда пошли. Пора нести красоту в массы. Если найдешь желтый - с меня причитается! Настя, демонстрируя свою готовность, перехватила отвертку поудобней, словно собралась искать тюльпаны прямо тут, в подъезде, выковыривая их из-под лестницы. Она намеревалась найти среди моря красных цветов как минимум три желтых – большая редкость, но ей обычно везло. Вчетвером они стали подниматься по лестнице вверх. Не смотря на то, что на улице было еще совсем темно, пот уже струился по спине, хотя вряд ли кто-то сейчас обращал на это внимание. В поселке царило радостное возбуждение, люди собирались группами, шутили и делали ставки, кому и сколько раз улыбнется удача в виде крохотного желтого бутона. В руках у всех были ножи, отвертки, маленькие лопатки, оптимисты запаслись даже корзинками. Среди толпы, радостно виляя хвостом, носилась Вятка. На потеху публике она то вставала на задние лапы, то облаивала кошек, равнодушно поглядывающих на нее с крыш, то начинала гоняться за своим хвостом. Где-то вдалеке, перекрикивая разговоры, гремел голос Павла Сергеевича, раздающего последние указания. Настя не знала, в какую сторону их поведут. Из поселка всего три пути: первый на северо-западе - серпантин, где два дня назад произошло нападение; второй – северный, или, как его называли, «анненский», по названию рудника, который был в той стороне. Все, что сейчас от него осталось – это странное, круглое здание, с воткнутым в него сверху перевернутым конусом, его силуэт хорошо был виден из поселка. Впрочем, горные выработки под ним все еще существуют – раньше, еще до войны с горожанами, люди часто ходили через них в разрушенный город. Теперь до самой Анненской не ходил никто, застава стояла гораздо ближе – на высоком терриконе, с которого хорошо была видна изрытая карьерами и давно рухнувшими старыми шахтами земля. Здесь горело множество фонарей, сжигая драгоценное электричество, всегда дежурило не меньше двадцати человек, напряженно вглядываясь в неровные гряды гигантских насыпей, которые десятки лет возводили люди, вскрывая земную твердь. Горожане хорошо ориентировались в этой бесконечной череде карьеров, отвалов и шахт, и порой просачивались вплотную к заставе, растворяясь в тени каменных глыб, которую не могли рассеять фонари. С востока Весовая граничила с «мертвой деревней», и, по правде сказать, опасности оттуда приходилось ждать еще меньше, чем с серпантина. Когда-то это был просто соседский поселок «Крестовский», но он за считанные минуты полностью ушел под землю, не оставив живых. За прошедшие годы земля успела сровняться и теперь это была просто степь, ухабистая и каменистая. Зимой относительно ровное, открытое пространство становилось абсолютно непроходимым, уныло завывал ветер и метель превращала окрестности в сплошное грязно-серое полотно, за которым даже не было видно горизонта. Летом степь оживала. Днем стояла неестественная, обманчивая тишина, зато ночью все менялось – темнота заполнялась странными шорохами, криками и плачем, ведь в этой забытой Богом изрытой долине люди были не единственными жителями. Горожане, знающие все закоулки рудников, здесь становились легкой добычей. Самих же степных тварей надежно отпугивала полоса костра, каждую ночь полыхающая вдоль восточной границы и гасимая лишь под утро. Настоящую опасность этот путь представлял лишь два раза в год - весной и осенью, в то непродолжительное время, когда степь не сжигало беспощадное солнце и когда не стоял нестерпимый мороз. Все вокруг кишело живностью так, что не спасал даже огонь. В такие периоды Весовая переходила на осадное положение. Тем не менее, в крестовский дозор люди всегда шли с гораздо большей неохотой, чем в анненский. Погребенная под ногами деревня наводила ужас даже на не самых суеверных. Вообще-то, на северо-востоке стоял такой же поселок, даже еще больших размеров, так же похороненный в один миг, но он был там, за серпантином. Крестовский же находился здесь, совсем рядом – прямо под боком. Вот они – разрушенные дома окраин Весовой, а за ними сразу же ушедшая под землю деревня. Кладбище. Десятки лет люди потрошили эту землю, пока она, в конце концов, не взяла реванш и не заполнила свои пустоты, безжалостно заглотив целый город и несколько поселков возле него. Часть горных выработок, на которые не давили людские поселения, устояла. Остальные стали братской могилой для тех, кто их вырыл, и для их семей. Одному Богу известно, каким чудом в этот ад не затянуло крохотный поселок, выстоявший в страшной борьбе природы с человеком. Большинство домов, в основном самых ранних - деревянных двухэтажек и самых поздних – «хрущевок», было разрушено, остальные – трехэтажные, с метровыми стенами и высокими потолками, просели больше чем на половину, но их крыши горделиво возвышались над поверхностью земли, как мемориал несгибаемой людской воле. Южные границы поселка были безопасны всегда – в этом месте Весовую опоясывала глубокая, неприступная трещина, не меньше полукилометра шириной. Местные называли ее «каньон». Настя даже нашла его фотографию в учебнике по географии, но сходство того каньона из книги с тем, что защищал их поселок с юга, было только в цвете – красная, словно подкрашенная гуашью, земля. В остальном, насколько можно было судить по фото, тот каньон был шире, и, наверное, не такой высокий, потому что хорошо было видно его дно, по которому текла река. - Вы ждите здесь, - гавкнул откуда-то взявшийся Игорь, когда Настя стала подталкивать Алмаза к основной массе смеющихся людей. – Вас позовут. Настя вздрогнула и отступила назад, прижавшись к плечу Пророка. Если дядю Пашу она боялась, но уважала, то Игоря откровенно не любила. Трудно любить человека, от одного взгляда которого хочется забиться в самый дальний угол и не вылезать оттуда никогда. Впрочем, Игоря вообще мало кто любил - его показанная грубость, злое, вечно чем-то недовольное лицо прочно отбивали желание заводить с ним доверительные отношения. Но дело он свое знал – начальник безопасности поселка всегда доверял ему самые важные задания. Правда, в свете последних событий, Настя слышала, что он попал в опалу, и дядя Паша снял с него обязанности контролировать дозоры на границе. Может быть поэтому его злоба достигла апогея – он рявкал на всех и каждого, не обращая внимания на пол и возраст, а уж на Настю глядел так, будто бы хотел задушить ее голыми руками. - Я послежу за ней, Игореша. Если что, сразу подам знак, не волнуйся, - тихо сказал Пророк. - Вы уже подали знак, - огрызнулся Игорь. – Ребята с серпантина вам благодарны. - Эй, следи за речью, - выступил вперед Алмаз, и ближайшие охранники, выстраивающие людей в колонну, на всякий случай придвинулись ближе. – Отец не виноват! - Все в порядке, Алмаз, все нормально, - торопливо заговорил Бокей-ага. – Не надо. Сегодня же праздник, не будем портить людям настроение… Игорь, злобно сверкнув глазами, развернулся и растворился в толпе. Алмаз явно боролся с желанием догнать его и все таки дать ему по шее. - Ну что ты, Алмаз, как маленький, пусть себе идет, - проговорил Пророк, дергая сына за рукав. - Клянусь, если еще раз эта мразь заговорит с тобой в таком тоне… - Перестань, – повысил голос Бокей-ага. – Ты что, не знаешь его что ли? Он такой и таким останется. Бұдан жоғары бол!* - А еще говорят, что собаки похожи на своих хозяев, - проворчала Настя. Все, что она сейчас чувствовала к Игорю, было написано и на лицах близстоящих людей, слышавших разговор. Да как он смеет так разговаривать с Пророком?! Правильно его понизили, давно было пора поставить этого хама на место! - Так, всем внимание!.. Соблюдайте порядок… Ну куда?! Куда вы… Сказано же, не рассыпаться!.. Возьмите детей за руку… так, хорошо… Теперь, организованно… не толкайтесь, пожалуйста!.. Вперед!.. Их все таки повели к Анненской, чему Настя была очень рада, ведь это означает, что не придется идти через тоннель, который никак нельзя обойти по пути к серпантину. И хотя тоннель этот был совсем короткий и безопасный, он все равно заставлял сердце учащенно биться. …Кто-то очень сильный нес ее без труда, обхватив одной рукой. Она сопротивлялась, пытаясь освободиться из железного захвата, но в голове так все перемешалось, что Настя никак не могла сделать хоть что-нибудь вразумительное, чтобы вырваться. Вокруг было темно, но она сообразила, что ее вынесли из квартиры в подъезд. Затем они нереально быстро поднялись по лестнице вверх - может оттого, что Настины ноги болтались в воздухе, ей казалось, что несущий ее человек не бежит, а летит. На улице уже темнело, но переход от абсолютной черноты подъезда к сумеркам был болезненным – она на мгновенье ослепла. Ее рот по-прежнему зажимала чья-то рука, но когда Настя наконец прекратила жмуриться и открыла глаза, крик застрял в ее горле. Горожан она видела и раньше, война с ними началась когда она пошла в первый класс - до этого им удавалась сосуществовать в мире. Но после того, как добрососедские отношения закончились и начались нападения и жестокие расправы, все в поселке быстро научились бояться нового врага. Настя брыкалась, стараясь пнуть захватчика, но тот вряд ли обращал на это внимание, продолжая упрямо и бесшумно нестись вперед. Где-то вдалеке раздались выстрелы – проникновение на территорию наконец заметили… Но впереди уже маячил черный зев тоннеля. - Хорошо, что не через серпантин идем, - пробормотала Настя, старательно отгоняя воспоминания. – Не люблю я эту дорогу… и тюльпанов там совсем мало. А уж желтых, так вообще нет! - Там безопаснее зато, - возразил Алмаз, но подумав, добавил: - Было, во всяком случае. - Ну, наверное, горожане не будут нападать сейчас, - с сомнением протянула Настя. – Нас же много, весь поселок тут… Они же не пойдут в открытую. Да, Бокей-ага, ведь не пойдут? Трусы они! - Они не трусы, совсем наоборот, - проговорил Алмаз, - просто место тут такое - не подступиться никак! Вот им и остается только незаметно подкрадываться, а уж это они умеют. - Да им и не нужно в открытую идти, они ведь не воевать приходят, - добавил Пророк и Настя кивнула. - Ну ничего, скоро Павел твой Сергеевич соберет людей, да и выдвинемся в их сторону, - включился в разговор второй охранник - Денис. - Вдарим по ним всеми силами по самое не балуйся, чтоб знали, ироды, на кого тяфкать. Их ведь уже мало осталось, мы уже половину на своей территории выкосили – сами лезут к нам под пули, дурни! - Как это - вдарим?.. – растерялась Настя. – Дядя Паша говорил, что они там у себя неуязвимые совсем. Как им к нам тяжело пролезть, так и нам до них не дотянуться, разве нет? - Они хорошо ориентируются в своих катакомбах, - кивнул Алмаз. – И прятаться они умеют – тихие, незаметные. Раньше к ним и впрямь было не подобраться, но сейчас их в самом деле мало осталось. Видимо совсем им там туго приходится, раз они из последних сил все выкрасть тебя пытаются. Сколько их уже у нас полегло? А все не успокоятся… - Им уже терять нечего, - тихо сказал Пророк и Настя вдруг отчетливо поняла, что, не смотря ни на что, ему жалко этих дикарей. – Они умирают. - Так им и надо! Они убили стольких людей, - откликнулась она, думая, конечно же, о родителях. – Да пусть они все в аду горят! - Они просто стараются выжить. Ведь и мы заняты тем же… - Но мы же к ним не лезем! – упрямо заявила Настя. – Это они все никак не оставят нас в покое! Она хотела было сказать «меня» вместо «нас», но сдержалась. Чувство вины за всех убитых горожанами весовчан всегда будет преследовать ее – сколько их, отчаянных и храбрых, полегло в попытке ее защитить? Пророк говорил, что раньше горожане были обычными людьми, во что трудно было сейчас поверить. Нет, внешне они были похожи на человека – две руки, две ноги, голова. Но, тем не менее, спутать их с жителями поселка было невозможно. Настя знала, почему так произошло – единственным источником воды для горожан служило отравленное Кенгирское водохранилище. Радиация – одно только это слово заставляло вздрагивать Настю, даже не смотря на то, что она не совсем понимала его значения. Путаные объяснения взрослых не вносили ясности и для себя она решила, что это болезнь, вроде ветрянки, только намного страшнее. Она может быть в воде, в пище, вообще в любых предметах, и даже в воздухе! Именно этой болезнью заразилась вся живность в степи, мутировала и теперь представляла из себя нечто очень отдаленное от того, что рассказывал учебник по биологии. Этой же болезнью болели горожане. Зараженная вода превратила их в лишенных всякой растительности, худых, но очень сильных, от года к году все больше теряющих человеческий облик дикарей. Наверное, им можно было бы посочувствовать, ведь тем, кто живет в поселке, в этом плане повезло несравнимо больше. Многие строили догадки о том, что же стало с остальным миром после «Катастрофы» - как говорили старшие, но наверняка этого не знал никто. Быть может, остального мира и вовсе уже не существует? Иначе кто-нибудь давно бы уже спас кучку людей, отчаянно старающуюся выжить посреди выжженной степи. Но шли годы и никто не спешил к ним на помощь. «Нас ведь даже не бомбили», - говорил Пророк и слезы текли по его морщинистым щекам. – «Рикошетом задело… но как задело! Как задело!..». Почему-то Насте было страшно слушать, как на уроках истории им рассказывали о той самой «Катастрофе». Про «Первую» и «Вторую Мировую» старый учитель говорил четко, без запинки, в подробностях. Говоря о «Третьей» - сбивался, начинал заикаться, иногда долго молчал и толком ничего не мог объяснить. Его нервозность передавалась и ученикам. Учитель географии, в свою очередь, втолковывал им про какие-то «тектонические плиты» и «сдвиг земной коры», из-за чего, по всей видимости, и обрушились вековые шахты. Но это стало не последней бедой, а лишь началом одной большой борьбы за выживание с бунтующей природой. По рассказам тех, кто родился задолго до «Катастрофы», климат здесь всегда был суровым: «Это тебе не курортная зона. Степлаг. Каторга». Но то, что стало происходить сейчас, выходило за рамки понимания. Зимой температура падала так сильно, что порой невозможно было сделать и глоток воздуха, острыми иглами вонзающегося в легкие. Ледяной ветер сбивал с ног, а из-за непрекращающейся вьюги трудно было различить, где день, а где ночь. Зато летом жара была столь удушающей, что нельзя было днем высунуть и носа из укрытия, и людям приходилось переходить на ночной режим. Солнце за считанные дни полностью сжигало степь – все то, что успело вырасти в короткий период перехода от зимы к лету. Но и это не стало апогеем несчастий – осознание всего ужаса происходящего пришло намного позже… Радиация захватила степь не сразу. Она пришла вместе с первым снегом, талой водой пролившимся в Кенгирское водохранилище - единственный источник воды для большинства оставшихся в живых. Вскоре она уже расползлась по всей округе мутировавшими степными тварями и, самое страшное, не пожалела и людей. Город Жезказган находился чуть в стороне от основных шахт, и хотя и был практически полностью разрушен, выживших там осталось не в пример больше, чем в мгновенье ока ухнувшем под землю Сатпаеве(8) с его многочисленными пригородами. Вот только Настя бы скорее предпочла печальную участь сатпаевцев, чем выжить в Жезказгане, пить отравленную воду и заживо разлагаться от радиации. Для крохотной горстки людей с Весовой Эскулинский источник стал манной небесной. Где-то глубоко, под тяжелыми глиняными пластами, в известняковой толще текла чистая, всегда прохладная вода, до которой не дотянулись радиоактивные щупальца. Именно это и стало яблоком раздора между жителями поселка и жезказганцами, или попросту – горожанами. Чистая вода нужна была всем. Весовчане не жадничали и охотно делились ею с горожанами. Но время шло, численность жителей поселка, вопреки прогнозам пессимистов, росла и воды на всех стало не хватать. Сначала весовчане стали ее продавать горожанам по весьма разумной цене – в полуразрушенных домах Жезказгана не составляло труда находить множество полезных для жителей поселка вещей. Такой бартер вполне всех устраивал. Но со временем цена начала расти и очень скоро литр воды уже нельзя было обменять на посуду, ручки или рамку для фотографии. От горожан требовали лекарства, бензин, оружие, словом все то, что не валялось бесхозным на улицах города. И тогда грянула война.
Марк: Длилась она не то, чтобы уж очень долго, но была кровопролитной и выматывающей – в основном для горожан, в первые же месяцы потерявших численное преимущество. Весовчане, засевшие на высоких отвалах, окружающих поселок, сравнительно небольшим количеством расстреливали целые отряды жезказганцев, едва те показывались из тоннелей. Поняв, что им никогда не победить противника, горожане стали пытаться прокрадываться в поселок тайком по два-три человека, чтобы просто стащить хоть сколько-нибудь чистой воды и скорее вернуться назад. Но и это оказалось проблематичным - Пророк почти всегда мог заранее предупредить о готовящейся диверсии и потери лазутчиков при таких рискованных вылазках были гораздо большими, чем те крохи, которые им удавалось украсть. Вскоре атаки на поселок практически прекратились и война почти уже сошла на нет. Добивать горожан никто не отважился, рискуя поменяться с ними ролями и теперь уже самим стать легкой мишенью на чужой территории. Но потом Пророк сделал новое предсказание, перевернувшее Настину жизнь, и у горожан появилась новая цель. - Не уходите далеко. Алмаз, Денис, держитесь подальше от тоннелей, - сказал Павел Сергеевич, когда они, поднявшись вслед за всеми на террикон, спускались теперь с другой его стороны. Поселок и застава остались сзади – а впереди было широкое поле, котлован, на дне которого у подножья высоких насыпей отцветали последние тюльпаны. Люди, притихшие было после того, как покинули относительно безопасный поселок, тут же забыли обо всех напастях и воодушевленно кинулись к рассыпанным по сухой потрескавшейся земле рубинам. - Их больше стало! Бокей-ага, смотрите, их намного больше, чем в прошлом году! – воскликнула Настя. – Надо было тоже корзинку взять. - Зима в этом году была теплее, - пожал широкими плечами Алмаз. – Может и лето будет не таким жарким? - И подснежники… Подснежников ведь тоже было много! Ребята девчонкам приносили с дежурств, - веселилась Настя. – К чему бы это, а? - К свадьбам, - улыбнулся Пророк. - А мне Ванька ничего не приносил, - вздохнула Настя и нахмурилась. - Чего не приносил? – раздалось откуда-то сзади. Настя обернулась и увидела самого Ваньку, неуклюже спускающегося с отвала. - Подснежники не приносил! - Зачем? – не понял он, поскользнувшись от удивления на камнях. - Ну как зачем? Всем девчонкам приносили! - А-а-а… ну так… Надо было, да?.. Ну ты б сказала, я бы принес. Алмаз, не выдержав, заржал в голос, Денис повертел пальцем у виска, а Пророк с сочувствием посмотрел на Настю. С Ванькой они дружили с самого детства - с ним ей было куда интереснее, чем с подружками. Он умел интересно рассказывать страшилки, которые сам же и выдумывал, так как главным героем в них был лично, ну иногда еще Настя – где-то на вторых ролях. Со временем он как-то незаметно вырос и возмужал, и она стала смотреть на него с новый интересом. Однако, не смотря на то, что их уже давно «поженили» в поселке, Ванька умудрился этого не заметить - то ли потому что привык считать Настю «своим в доску парнем», то ли она была не в его вкусе, то ли сам он был балбесом по природе своей. Сама Настя склонялась к последнему - ибо в его возрасте люди были если еще не семейными, то активно готовящимися к этой ипостаси. Ванька же, по ее мнению, застрял в развитии еще где-то на предподростковой стадии, и все так же интересовался только байками о тоннелях, да пресловутыми страшилками про «мертвую деревню». - «Ну ты б сказала…», - передразнила она. – А сам ты не мог додуматься? Иди теперь, ищи мне желтые тюльпаны! - Это к разлуке, - вставил Алмаз. - Чего? К какой еще разлуке? - Ну-у… желтые тюльпаны, говорят, к разлуке. На прощание их еще дарят. - Глупости какие! - фыркнула Настя, но в глубине души уже не хотела, чтобы Ванька их искал. Так, на всякий случай. – Иди тогда хоть красных собери. - Ага… ладно. Красных… Только я с собой ножика никакого не взял. - Я тебя сейчас отверткой потыкаю! Как хочешь теперь выкручивайся! Ножика он не взял… Настя развернулась и гордо прошествовала к ближайшему островку цветов. - Так я же это… охранять вроде как должен, а не цветы собирать… - смущенно пробормотал Ванька и огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. - Могу одолжить гвоздь, - вдруг предложил Макина, все это время околачивающийся рядом. Гвоздь, который он протянул Ваньке, был даже длиннее, чем Настина отвертка. Она и представить себе не могла, что можно забивать такими огромными гвоздями. Ванька подозрительно посмотрел на Макину, взял гвоздь и, пожав плечами, отправился на поиски желтых цветов. Насте было не по себе оттого, что Макина все время идет рядом, как будто преследует их. Алмаз и Денис тоже смотрели на него с беспокойством, но ничего не предпринимали. Бокей-ага, в свою очередь, полностью его игнорировал, и Настя подумала, что из-за свойственного Пророку добродушия, он готов считать хорошими всех, или, по крайней мере, заслуживающими снисхождения. А может он просто не ощущает никакой опасности? Макина вызывал двойственные чувства. С одной стороны, он не сделал никому из весовчан ничего плохого, скорее наоборот – часто приносил из своих походов полезные вещи, беспрекословно дежурил на границе, пока находился в поселке, и даже назначался старшим в дозорах, ведь о степи он знал гораздо больше, чем остальные. С другой – его бесконечные вылазки за пределы Весовой, в которых он пропадал неделями, не могли не вызывать подозрений. Макина всегда был сам по себе, уходил, когда хотел, и когда хотел - возвращался. Друзей он не заводил и почти ни с кем не общался. Некоторые считали, что ему давно было пора закрыть дорогу в поселок, но те знания об окружающей Весовую местности, что он приносил, были бесценны. Смельчаки, решившиеся высунуться в так называемую «Большую Степь», обычно не возвращались, начисто отбивая исследовательские настроения у остальных. Но за Макиной как будто следовал ангел-хранитель и ему везло. - В Большой Степи много желтых тюльпанов, – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Вот и нарвал бы, – недоверчиво буркнул Денис. - Порадовал бы хоть людей. Настя оглядела жителей поселка, которые уже разбрелись по всему карьеру. На нее никто вроде бы не обращал внимания, но время от времени ей казалось, что она затылком чувствует чей-то взгляд. …Чистой Эскулинской воды перестало хватать даже весовчанам. Поиски других источников пока не привели к результатам – произошедшие изменения превратили геологические карты местности в чистый лист. Тем временем суточная норма на одного человека все сокращалась и, в конце концов, дошла до такой отметки, что начала вызывать у людей легкую панику. Легкую – потому что однажды Бокей-ага сказал, что Уйтас-Айдосское месторождение все еще существует, но где именно его искать он не знал. Настя, тогда еще совсем девчонка, хорошо запомнила этот день: она сидела на коленях у отца, беззаботно болтая ногами, и не слушала серьезные взрослые разговоры, не подозревая, как сильно они изменят ее жизнь. Тогда Пророк вселил в жителей поселка надежду, предсказав, что новый источник искать бесполезно, люди наткнуться на него сами – случайно. Его взгляд прошелся по всем присутствующим и остановился на девочке, что-то доверительно шептавшей папе на ухо. Через минуту на нее смотрели все. Своим пророчеством Бокей-ага ее одновременно благословил и проклял. Весовчане тряслись над ней, как над собственным ребенком, но, в то же время, все больше задавались вопросом, как она может наткнуться на новый источник воды, если никогда не покидает пределы поселка? Каждый раз Настя боялась, что после очередного сокращения положенной на человека нормы ее просто вывезут в Большую Степь и заставят искать Уйтас-Айдосское месторождение. И только заступничество самого Пророка останавливало людей от такого отчаянного шага. «Еще рано», – просто говорил он, и Настю оставляли в покое. Ненадолго. Но главной опасностью оставались горожане. Хотя их вылазки в поселок практически прекратились, весть о новом источнике быстро долетела до их ушей. Кому нужны жалкие капли воды, если где-то рядом есть целое месторождение? Главное – первыми добраться до него… Настя присела на корточки и посмотрела на алый тюльпан. Цветы росли совсем маленькими, не такими, как в книгах; бутон и два длинных, узких листочка находились у самой земли, белого стебелька совсем не было видно, поэтому его приходилось выковыривать из почвы, чтобы потом поставить в вазу. Земля была твердой и Настя недоумевала, как же этот тонюсенький стебель прорастает через то, что трудно пробить даже отверткой. - Упрямые, - тихо сказала она. – Как люди. Желтых тюльпанов нигде не было видно, поэтому пришлось начать с привычных красных. Настя выбрала наименее корявый цветок и осторожно, стараясь не повредить стебель, стала выкапывать его из земли. Третий сорванный тюльпан хоть и был красным, но с яркими желтыми прожилками на лепестках – хороший знак. Потом она нашла еще парочку не таких алых, а, скорее, оранжевых. А вон там еще… - Сказано было - не приближаться к тоннелям! – взревел Игорь, хватая ее за руку. - А я и не приближаюсь, - пискнула Настя. – Где я, а где тоннели… далеко же до них еще… - А ну иди отсюда! В этот момент подскочивший Алмаз оттолкнул Игоря от Насти, и она спряталась за его спиной. - Слушай, Санников, ты когда-нибудь успокоишься, а? Без тебя разберемся, где ей ходить, не твоя это забота… - Как раз таки моя! Я… - Разве? – вклинился Макина. – По-моему все рядовые должны следить за порядком сверху, так что твое место теперь там. Выучи ты уже устав, Игорь, не расстраивай Сергеича. Алмаз посмотрел на Макину с одобрением, а Настя зажмурила глаза и приготовилась к взрыву. Положение спас мгновенно материализовавшийся рядом Павел Сергеевич, не хуже Пророка предчувствующий потасовки. - Проблемы? - Никаких проблем, - высунулась Настя из-за спины Алмаза. – Цветочек вот оранжевый нашла, смотрите, дядя Паша. Не желтый, конечно, но тоже ничего, красивый… Желтых тут и нет, наверное, мы их давным-давно уже все поизничтожили. А вот Макина говорит, что в Большой Степи они еще остались. Может попробовать хотя бы семена там собрать? Сами посадим! Вдруг вырастут, а? А то все красные, да красные… приелись они уже как-то. Ну хоть бы чуть-чуть желтеньких, да, дядь Паш?.. Павел Сергеевич ни разу не посмотрел на Настю за время этой тирады, переводя взгляд с Игоря на Макину и обратно, и она замолчала. Те тоже не говорили ни слова, волками глядя друг на друга. - Санников, вернись на место, - приказал Павел Сергеевич. Тот не посмел возражать, молча повернулся и ушел. Настя не стала следить, поднялся ли он на террикон, или же его поставили дежурить где-то в другом месте. - Какой же этот Игорь все таки… - проворчала она, когда начальник безопасности отошел от них. - Он не плохой в глубине души, - ответил Бокей-ага, – и много делает для поселка. Ему, наверное, тяжелее чем остальным мириться с тем, что он не может выбраться отсюда. Он ведь не здесь родился, далеко… очень далеко… Тебе и не объяснить, насколько. Здесь он случайно оказался. - Да знаю я это! Вот и пусть радуется, что живой остался. От его Кирова может и камня на камне не осталось. Степь ему не нравится, видите ли… неблагодарная тварь! - Не говори так, - строго сказал Пророк и разошедшаяся Настя прикусила язык. – Нельзя так говорить о людях. - Но, Бокей-ага, он же сам так себя ведет, что… Почему вы позволяете ему так с собой разговаривать? - Все рано или поздно возвращается к нам назад, Настя… - Ой, да ладно вам, Бокей-ага, не начинайте! Зло вернется злом, доброта добротой, подставь вторую щеку, и все такое… Плавали, знаем! - Людей надо любить, - улыбнулся Пророк. - Некоторые люди этого не заслуживают! - Все люди это заслуживают. - Да? И с чего это я должна любить Игоря, если ему моя любовь до фени? - Ему очень трудно пришлось, Настя, когда случи… - Ну знаете, Бокей-ага, мне тоже пришлось не легко, когда мама с папой погибли. Но от этого я же не стала ненавидеть всех и каждого! - Что ж, - пожал плечами Пророк, - это говорит только о том, что как личность ты оказалась сильнее его. Настя растерялась от неожиданного комплимента и надолго замолчала, обдумывая сказанное. - Люди жестоки, - произнес Пророк, – но за любой агрессией всегда стоит просто страх. Страх перед неизведанным и непонятным, перед непохожим, страх, что если они не ударят первыми, то ударят по ним. Трусость - это, наверное, вообще главная черта людей. Он тоже замолчал и Настя поняла, что Бокей-ага думает о младшем сыне. Где он подхватил дозу, она не знала, наверное, где-то в шахтах выпил зараженной воды. Он сумел выкарабкаться, хотя очень сильно болел, и возможно был бы жив до сих пор… но люди в поселке не хотели, чтобы рядом с ними жил съедаемый лучевой болезнью калека. Они не гнали его, но он все понимал, чувствовал и, в конце концов, ушел сам. Пророк никогда не говорил об этом, но Настя знала, что он вместе с оставшимися двумя сыновьями уходил его искать. И нашел. Втроем они похоронили его где-то в степи. Бокей-ага не ходил на его могилу, он был слишком стар для этого, но Алмаз и Карим навещали ее довольно часто. - Вам его очень не хватает, да? – прошептала Настя, чувствуя, как в горле образовался комок. – Мне тоже не хватает мамы и папы. - Аллах запрещает страдать по мертвым, им плохо от этого. «…Поистине, нет спасения от смерти, от которой вы бежите. Она непременно постигнет вас, потом вы будете возвращены к Тому, кто знает сокровенное и явное, и Он вам напомнит то, что вы творили…»**, - тихо откликнулся Бокей-ага и закрыл глаза. - Ладно, надо вернуться немного назад, - произнес Алмаз. – Мы и правда что-то уж слишком приблизились к… И в этот момент те, кто был ближе всего к тоннелям, закричали и над карьером раздались выстрелы. *Будь выше этого! (каз.) ** Коран. Сура 62 «Аль-Джуму'а», 8 7. Аким – мэр. 8. Сатпаев – небольшой шахтерский городок рядом с Жезказганом.
Stella Di Mare: Марк, не томите Или произведение в процессе написания? До конца света не так много осталось, хочется успеть узнать что там с героями случится
Марк: Да, в процессе. До конца света не успею, наверное, так что придется концу света как-то передвинуться на другой срок Время словно замедлилось и Настя в оцепенении наблюдала за тем, как Алмаз мучительно долго снимает с плеча автомат и наводит его куда-то в сторону тоннелей. Пока она поворачивала голову, чтобы посмотреть, что там происходит, ее уже схватили за руку и потащили прочь. Во рту мгновенно пересохло и в горле будто застрял кол. Звук добирался до сознания как через толстый слой ваты и Настя не сразу сообразила, что ей кричит Денис. - Ну давай же… Настя… шевелись… Он тащил ее едва ли не волоком, потому что ноги у нее отчего-то все время заплетались. Ему навстречу уже бежало подкрепление во главе с самим Павлом Сергеевичем, лицо которого было так искажено яростью, что Настя отшатнулась, ткнувшись в спину Алмаза, прикрывающего сзади. Охрана, взяв ее в кольцо, стала быстро отступать назад в поселок. Теперь, когда выстрелы раздавались совсем рядом, они пугали намного больше, чем горожане, которых не было видно из-за спин охранников. Путь до отвала они проделали за несколько минут, но ей казалось, что прошло не меньше получаса, прежде чем спасительная насыпь не выросла перед глазами. Павел Сергеевич, схватив Настю за шиворот, буквально закинул на протоптанную дорожку, зигзагами виляющую среди камней. - Руку… руку давай!.. – проорал Алмаз, как-то умудрившись оказаться впереди. Подниматься было очень тяжело. Настя все время спотыкалась и поскальзывалась, и только благодаря придерживающему ее одной рукой Алмазу все еще не упала. Не отходившие от нее ни на шаг охранники обменивались короткими фразами, которые трудно было разобрать из-за невозможного шума, стоявшего вокруг, но она все равно поняла, что на них напали горожане - и в этот раз их было очень много. В каком-то мутном отупении Настя перебирала в уме недавний разговор по пути к карьеру. Они ведь не нападают вот так, в открытую, да еще и в таких количествах! Что это значит? Не решили же они геройски погибнуть всем скопом в последней битве за воду? Не в силах больше сдерживаться, она обернулась посмотреть, что происходит за спиной, но в этот момент ее нога зацепилась за что-то и, потеряв равновесие, Настя выскользнула из цепкого захвата Алмаза. Падая, она инстинктивно выбросила вперед руки и, мельком успев заметить, что споткнулась о чью-то брошенную корзинку с тюльпанами, в следующий момент с ужасом поняла, что вместе с мелкими камнями катится вниз. Майка задралась и живот пронзила острая боль, из глаз брызнули слезы. - Все нормально, Настя, не бойся. Я держу тебя, держу… поднимайся… - зашептал ей Алмаз, в один скачок преодолев разделявшее их расстояние. Оттого, что он не прокричал ей эти слова, а тихо произнес прямо на ухо, она как-то сразу успокоилась и, прижимая ладони к животу, попыталась встать. Ноги дрожали, колени были сбиты об щебень в кровь и сильно саднили. - Желтый… - прохрипела Настя. - Что?! - Тюльпан… желтый. Кто-то нашел. - Да, да, хорошо, желтый… Пойдем… Идти можешь?.. Алмаз, закинув автомат за спину, на этот раз придерживал ее обеими руками, прилагая все усилия, чтобы не оборачиваться назад и не срываться на бег. На долгожданной вершине террикона Настя почувствовала облегчение - здесь, за спинами пограничников, мечущийся внутри страх притупился, и она ощутила себя шариком, из которого выпустили воздух. Ноги ослабли и она осела на землю. Кто-то протянул ей флягу с водой. Вообще-то все жители поселка всегда имели при себе чистую питьевую воду – непременный, привычный атрибут, без которого нельзя было выходить на улицу даже на минуту. Но Настя обычно отмахивалась от этой предосторожности – возле нее постоянно кто-то находился. - Левый… левый тоннель держите… - Вижу, вижу… - Клади их… - Шайтан… они что, всем городом притопали?.. - Ну куда ты отворачиваешься, балда… следи за тем тоннелем… - Вот так вам, выродки… Во всеобщую какофонию свою лепту вносила привязанная у караулки Вятка, рвавшаяся в бой и периодически облаивающая своих за то, что ее не пускают. Настя, оторвавшись от фляги, хотела было подползти к пограничникам и заглянуть в карьер, но над ней уже навис Павел Сергеевич. - Уводи ее в поселок, - гаркнул он Алмазу, и тот уже в который раз терпеливо принялся ее поднимать. Спустились они быстро. Охранники остались на терриконе у заставы, прикрывая отход других жителей поселка и расстреливая горожан, дерзнувших на столь бессмысленную вылазку – вряд ли кто-то из них успевал далеко отойти от тоннелей, по которым они пришли. У Насти в голове назойливо вертелись слова Пророка о том, что им уже нечего терять, и она неожиданно для самой себя почувствовала жалость. До какой ступени отчаянья нужно было опуститься, чтобы решиться пойти на такое? Алмаз по-прежнему осторожно придерживал ее, сзади шли Денис и Макина. Насте хотелось, чтобы рядом был Пророк, но она потеряла его из виду еще там, в карьере, когда из тоннелей полезли горожане, и теперь ей было очень страшно за него, ведь он принципиально не брал в руки никакого оружия, в отличие от остальных мужчин, которые никогда с ним не расставались даже на территории поселка. - Почему горожане не пользуются оружием? - Не останавливайся, - ответил Алмаз. – Они им пользуются. - Я имела ввиду… - Давай вон туда! Он подтолкнул ее к одной из расчищенных дорожек между двумя рядами разрушенных гаражей. Покореженный металлолом, в который превратились стоявшие в них машины, был давным-давно вынут на свет и растащен весовчанами вместе со всей гаражной арматурой, и теперь местность представляла собой лишь груды щебня, бетона и шлака. За ними темнели первые дома Весовой – когда-то деревянные двухэтажки, от которых сейчас мало что осталось: драгоценное дерево еще в первые годы после «Катастрофы» ушло на дрова. Просевшие жилые трехэтажки с печным отоплением находились прямо за ними – их покатые серые крыши окаймляли некое подобие главной улицы поселка. - Куда мы идем? – спросила Настя, когда мимо них пронеслась мать с дико орущим ребенком на руках и скрылась в ближайшем доме. Кое-кто из жителей остался у заставы на терриконе, но большинство из необороноспобных в спешном порядке возвращалось в поселок и пряталось по домам. Кричали дети, кто-то плакал, а с отвала по-прежнему раздавались выстрелы. - В бомбоубежище, - откликнулся Денис. - Зачем? Я домой хочу, - заупрямилась Настя. - Так надо, не спорь, - отрезал Алмаз, но потом более мягко добавил: – Потерпи немного, ребята разберутся с горожанами и я отведу тебя домой, хорошо? Бомбоубежище – обычный, на Настин взгляд, практически ничем не отличающийся от всех прочих подвал одной из уцелевших трехэтажек, с той лишь разницей, что вход в него преграждала тяжелая металлическая дверь. Сверху, в квартирах располагались школа, администрация поселка, библиотека и ЗАГС. От быстрого бега закололо в боку и снова захотелось пить. Дышать было тяжело - гулявший в степи горячий ветер поднимал в воздух пыль, от которой сильно першило в горле. После падения болело все тело, майка была измазана кровью от царапин на животе и прижатых к нему ладонях. Настя с сожалением проводила глазами собственный дом, представляя, как сейчас было бы неплохо закрыться в своей комнате, свернуться на мягкой кровати клубочком, укрывшись, не смотря на жару, одеялом с головой – глупая иллюзия защищенности, перешедшая из детства во взрослую жизнь. К тому времени, когда они добрались до бомбоубежища, находящегося дальше всех строений, на улицах поселка уже почти никого не было. Уже измаявшийся от неизвестности караульный у входа нетерпеливо махал им руками и, когда они приблизились, выбежал на встречу. - Ну наконец-то! Что будем делать, Алмаз? Где Сергеич? – выкрикнул он. - На терриконе загорает, - огрызнулся тот. – Чего прискакал? Стой, где приказано! - Это они все устроили, да? Горожане? - Нет, это мы по тюльпанам решили обоймы разрядить… - Да нет же, я не про… вы что не видели? Степь горит! Настя резко вскинула голову и посмотрела в ту сторону, куда показывал караульный. Там, на востоке, у «мертвой деревни» полыхала длинная полоса костра, которую каждую ночь разводили дозорные. Раскаленный воздух, поднимаясь в небо, искажал пространство и ветер разносил дым на многие километры. Из-за густого марева, сизым облаком укрывшего степь, трудно было разглядеть, что происходит за огненной границей. Но то, что это не единственный источник жара и света, становилось понятно сразу – фантастически красивое небо окрасилось в пурпурно-фиолетовый цвет и было подернуто рябью так, что создавалось впечатление, будто смотришь на поверхность воды при легком бризе. Однако, едва ли кто-то из весовчан залюбовался бы этой картиной. Страх перед степными пожарами, часто вспыхивающими по весне, сидел внутри каждого жителя поселка даже не смотря на то, что до Весовой огонь не добрался ни разу – засыпанные песком земляные валы тянулись в несколько рядов на приличном расстоянии от ее границ. Возведение противопожарных полос обходилось людям дорогой ценой: каждый год вооруженные до зубов отряды возвращались оттуда в меньшем количестве, чем уходили, но это в итоге сохраняло жизнь всему поселению. И только один раз степной пожар едва не положил конец их жизням. Для маленькой Насти «склады вэвэ» оставались полной абракадаброй ровно до того памятного дня, пока возле них не загорелась степь. Тогда таинственное «вэвэ» трансформировалось во «взрывчатые вещества» и на всю жизнь засело в подсознании тревожным комком, время от времени дающим о себе знать. Склады находились довольно далеко от поселка, но никогда еще это расстояние не казалось людям таким ничтожным. Перед глазами Насти проносились картины, словно это было вчера: как на западе, за серпантином гигантские столбы пламени вонзались в небо, как грохот взрывов сотрясал пространство, как страшно дрожала под ногами земля и то, что устояло во время «Катастрофы», рушилось прямо на глазах… Память об этом событии осталась жива и отдавалась болезненным эхом каждый раз, когда степь озарялась огненным сиянием. - Ветер в другую сторону, - проговорил Алмаз мгновенно осипшим голосом. – Не в нашу. К нам не подойдет… - А это… это не Жезказган горит? – прошептал Денис. – Может поэтому горожане к нам полезли? Может они от огня бегут? - Глупости, - оборвал Макина. – От огня да под пули – не велика разница. Они бы и в рудниках отсиделись. Для Насти разница – быть застреленным или сгореть заживо – была принципиальной: лучше уж первое, чем второе. Но, тем не менее, она была согласна, что причина нападения кроется вовсе не в попытке укрыться от степного пожара. - А может это они подожгли степь? Думали, что все побегут тушить пожар, а они в это время проберутся в поселок? Алмаз перевел на нее взгляд и уставился с каким-то полубезумным видом. - А чего тогда не дождались и раньше времени вылезли? Настя пожала плечами – кто их разберет, этих дикарей. Алмаз покачал головой, стряхивая с себя оцепенение. - Денис, возвращайся на анненский, сообщи Сергеечу… Хотя они уже, наверное, сами все заметили. Но все равно сообщи. Я останусь с Настей. Он схватил ее за руку и потянул было в сторону бомбоубежища, куда ей при виде пожара совсем расхотелось идти - она бы предпочла находиться под открытым небом, чем в замкнутом помещении. Настя, собираясь сообщить ему об этом, подняла на него взгляд… но тут ее сердце укатилось в пятки, а голос сорвался на визг: - Алмаз, СЗАДИ! Мелькнувшая за его спиной фигура отлетела в обратном направлении – Алмаз, не тратя время на разглядывание противника, молниеносно саданул по ней локтем. Караульный не сумел среагировать так быстро и второй горожанин, появившийся словно бы из ниоткуда, полоснул по его горлу ножом, тот сразу обмяк и опустился на землю, так и не поняв, что произошло. Денис выронил автомат и теперь беспомощно сучил ногами по земле, вцепившись в руки захватчика и пытаясь отвести лезвие от своего горла. Макина одним прыжком отскочил за каменный выступ и уже стрелял по кому-то невидимому в темноте. Настю словно бы парализовало, когда Алмаз грубо оттолкнул ее в сторону и в упор расстрелял кого-то за ее спиной – она даже не смогла заставить свои мышцы работать, чтобы обернуться. Ее взгляд будто приклеился к Денису, по шее которого потекла тоненькая темная струйка. «Сейчас футболку замарает», - отстраненно подумала она. Ей вдруг до ужаса захотелось посмотреть, как кровь впитается в ткань, но Денис как-то странно стал отдаляться и очень скоро совсем пропал из поля зрения. Последнее, что она увидела, как он вырвался из захвата, упал на колени и потянулся к лежащему на земле автомату – все остальное скрылось за поворотом на лестничной площадке. Только теперь до Насти дошло, что Алмаз спешно утаскивает ее с места сражения, и сейчас они уже в подъезде бомбоубежища. Она, изо всех сил стараясь взять себя в руки, попыталась более осмысленно перебирать ногами, но пропустила ступеньку и снова едва не упала, злясь на собственную неуклюжесть и медлительность. Конец лестницы Алмаз преодолел подхватив Настю под мышки, втолкнул ее в подвал, где она чуть было не покатилась кубарем по еще одному лестничному пролету, и захлопнул за собой дверь. В темноте гулко ударил засов. - Воды… - Что? Плохо? Алмаз включил фонарь. Настя, пытаясь отдышаться, согнулась, уперев руки в колени. Ее подташнивало, но после глотка воды стало чуть легче и мысли прояснились. - Денис… там же Денис… Ему нужна помощь. Надо вернуться… - Нет, - отрезал Алмаз. – Мы выйдем отсюда только когда тебе не будет угрожать опасность. Он еще раз посмотрел на дверь и, словно уговаривая себя, добавил: - Там еще Макина, вдвоем они справятся… - затем, передернув плечами, стал быстро спускаться по лестнице, как будто боясь передумать. Настя, держась рукой за стену, осторожно двинулась за ним. Под ногами скрипели мелкие камни крошащихся ступеней и отваливающейся штукатурки, паутина свисала с потолка клоками, и ее шевелящиеся тени в желтом свете фонаря казались живыми и напоминали змей. - Мы что… мы их бросим что ли? – тошнота снова начала подступать к горлу и Настя, достигнув низа лестницы и опираясь спиной о стену, сползла на пол. От застоявшегося спертого воздуха начала болеть голова, очертания комнаты стали расплываться, а луч фонаря, до этого бодро вспарывающий темноту, странно потускнел… - Настя! НАСТЯ!!! «Дождь пошел», - как в дурмане подумала она. И сразу за этой мыслью пришел страх – вот уже много лет небо плачет исключительно радиоактивными слезами, а значит нужно быстро искать укрытие. В их изуродованном мирке детей с самого детства учили бояться снега и дождя, пугая жуткими болезнями и скорой смертью. Никто из них никогда не играл в снежки и не шлепал босиком по лужам – эти непременные атрибуты детства теперь были чужды и непонятны. Настя попыталась пошевелиться, но все тело отдавалось гулкой болью, зато холодные капли, касаясь лица, придавали сил, снимали напряжение, и ей вдруг захотелось остаться лежать под дождем, отдаваясь этому приятному ощущению. Интересно, как быстро убивает радиация? Скорее всего не сразу, ведь горожане как-то продолжают существовать. Значит, она заразится и будет болеть, как Данияр, младший сын Бокей-ага, а потом, наверное, ей тоже придется уйти из поселка. Возможно, тогда она и сможет найти еще один источник чистый воды для весовчан, только для нее самой это уже не будет иметь никакого значения... Перед ее взором клубились облака, то уплотняясь, принимая причудливые формы, то словно бы рассеиваясь. Пока она с интересом наблюдала за их трансформацией, в голове все отчетливей проявлялась мысль, что за этой пеленой должно быть что-то очень важное. И только она об этом подумала, как облака стали быстро таять, а за ними показался сначала тусклый, а потом все большее набирающий интенсивность луч света. Солнце. Скоро оно уже слепило глаза так, что из них покатились слезы, но зажмуриться что-то мешало. Настя в панике дернулась, пытаясь спрятаться от палящего светила, и, будто это ее движение послужило сигналом, сознание медленно начало возвращаться. Алмаз, сидя перед ней на коленях, брызгал ей в лицо водой и направлял фонарь прямо в глаза, задрав веки. - Ты как? – спросил он, когда она приподнялась на локтях и огляделась. Они все еще находились в бомбоубежище. - Не знаю. У меня все болит… Давно я тут лежу? Ой!.. При попытке встать голова закружилась, сильно заныло в висках и перед глазами заскакали белые пятна. Настя снова легла на пол и зажмурилась, ожидая, когда пол под ней перестанет раскачиваться. - Не вставай пока, - сказал Алмаз, и она почувствовала, как он вытер ее лицо мокрым платком, – у тебя кровь из носа идет. Ну-ка, положи это под язык. Настя приоткрыла глаза и увидела, что он развязывает маленький целлофановый пакетик, набитый темно-серыми круглыми гранулами. - Нет! – выкрикнула она и даже попыталась отодвинуться от Алмаза. – Я не буду глотать эту гадость! Ни за что! - Не надо глотать, говорю же - под язык положи… - Нет!!! - Да не бойся ты, дуреха, это еще тот насвай - настоящий, из табака. Не то, что сейчас выращивают. - Все равно не буду! Убери это от меня. - Тебе раны надо обработать, а у меня аккуратно это делать как-то не особо получается. Так что давай без возражений. Настя поглядела на свои расцарапанные грязные ладони, перевела взгляд на содранную при падении кожу на ногах, потом задрала майку и посмотрела на свой живот, где сильно кровоточили рваные порезы от камней. На глаза сами по себе навернулись слезы. - Только заплакать не вздумай. На вот… только смотри, чуть-чуть! И не сглатывай, а то плохо станет. Грязно-серые шарики отвратительно пахли и Насте понадобилась вся ее сила воли, чтоб заставить себя положить эту мерзость под язык. Вкус оказался соответствующим запаху, а кроме того, во рту стало нестерпимо жечь и появилось много слюны, которую Алмаз запретил сглатывать. Первым желанием было все выплюнуть, но Настя стерпела, хоть и заплакала – уже не столько от боли, сколько от обиды, будто ее обманули, подсунув горькие листья полыни вместо обещанных конфет. - Ну чего ревешь-то? Испугалась? – он привлек ее к себе и погладил по голове. – Ребята быстро атаку отобьют, им с террикона это не трудно, в первый раз что ли? И за Дениса не бойся – с ним же Макина! Этот вообще непробиваемый, сколько лет уже его по Большой Степи носит и ничего. А тут подумаешь – пара горожан вылезло… Ну и земля им пухом, нечего к нам соваться было! А то что степь горит, так это вообще не наша беда – мы там знаешь какие отвалы нарыли? И ветер совсем в другую сторону, видела же, куда дым идет… Ну все, Настена, успокойся. Пока она слушала Алмаза, уткнувшись ему в грудь, на нее вдруг навалилась апатия, и хотя голова опять начала кружится, а перед глазами потемнело, боль все же ушла куда-то на второй план. - Все, можешь выплюнуть. И давай-ка, Настя, нужно что-то с твоими царапинами сделать, чтоб заражения не было. Я сейчас быстренько обработаю, а потом врач посмотрит… Ей в нос ударил новый неприятный запах, но она не удосужилась поглядеть, что это такое, зато когда Алмаз что-то приложил к ее ноге, она вскрикнула и инстинктивно оттолкнула его руки. Ногу словно опалило жаром и снова захотелось плакать. - Терпи, - строго сказал Алмаз, укладывая ее обратно. - Что ж ты у меня такая израненная вся, как будто с войны только вернулась? Дядя Паша твой три шкуры с меня сдерет…если, конечно, будет еще что сдирать после встречи с отцом. Пророк - он только с виду безобидный, а знаешь, как в детстве нас порол? Ну мне-то, как старшему, ясное дело больше всех всегда доставалось… Алмаз не замолкал ни на секунду, что выдавало его волнение, и постоянно оглядывался на дверь в бомбоубежище, но Настя была слишком поглощена своими болезненными ощущениями, чтобы обратить на это внимание. И хотя слова сливались для нее в один монотонный гул, его низкий тембр все равно звучал очень успокаивающе. - …Там раньше поющий фонтан был, разноцветный такой. Как-то так его подсвечивали изнутри интересно, не знаю, я тогда маленький еще был. Ну и вот – каждый вечер он под классическую музыку такие фортеля выделывал, цвета менял и как будто танцевал что ли. То тихонечко так, то как подпрыгнет аж до неба - красота! - …Мы тела горожан друг на друга сложили аккуратно, чтоб их свои еще издалека заметили, а наверх бутылку воды водрузили. Подарок, так сказать. Остальную воду забрали назад, конечно, а эту вот им оставили. Все таки старались люди, несли, аж до самой базы падения(9) успели добежать, когда мы их догнали… - …елку контрабандой из России, помню, везли. Отец ее мне под кофту спрятал от таможни, и сидит с невинным видом, сканворд изучает. А она колется, зараза! Мне вроде и больно, и смешно одновременно. Знаешь, у нас ведь тоже елки росли раньше, ну не здесь, конечно, не в центре, но вот на севере – море! И чего мы с ней через границу поперли?! Зато на Новый Год мы ее мишурой укутывали с головой, она махонькая еще, но на верхушке звезда – все как полагается… И воздух так пах мандаринами… каждый год… А ты ведь даже не знаешь, что такое мандарины. Эх, Настена… Все это время Настя, закусив губу, терпела врачебные манипуляции Алмаза. После обработки ранок и ссадин сильно горели руки и ноги, но когда он промокнул ей живот, она снова не удержалась и взвыла. - Все-все, я почти закончил. Молодец, қыз бала*, аксакалом будешь. - Я домой хочу. - Аксакалы не хотят домой, аксакалы рвутся в бой… - Аксакалами могут быть только мужчины. - Для тебя, как для израненного ветерана, мы сделаем исключение. - Алмаз, что с Денисом? А вдруг им с Макиной помощь нужна?
Марк: Он, тут же посерьезнел, но ответил не сразу. Сначала он тщательно закрыл бутылек с жидкостью, которой обрабатывал ей царапины, потом не спеша убрал его в небольшую кожаную сумку, прицепленную к поясу рядом с фонарем, отсоединил магазин от автомата и несколько раз передернул затвор, вернул магазин на место, провел рукой по своим, нацарапанным гвоздем, инициалам. Устало потер глаза и, наконец, тихо произнес: - Я не могу тебя оставить здесь одну, это против правил. Ты же сама все понимаешь. Настя, терпеливо дожидавшаяся ответа, молча кивнула и отвернулась. - Я надеюсь, что с Денисом все в порядке, но сейчас я ничем не могу ему помочь. Приказ есть приказ, - будто оправдываясь, добавил Алмаз. - А Бокей-ага? Я не видела его, когда мы возвращались в поселок. - С отцом все в порядке, я уверен. Горожане побаиваются его. Думаю, он остался со всеми возле заставы. - Странно, почему он не увидел этого? Ну… такое масштабное нападение, давно уже такого не было. Бокей-ага говорил, что нечего волноваться, а они вон как повалили… - Он и раньше не все мог предсказать, такое ведь бывало уже. Эти его способности слишком ненадежны, чтобы всецело на них полагаться. Меня другое волнует: где пролезли те горожане, которые напали на нас? С серпантина вряд ли – там после того, что случилось, пограничники моргнуть бояться. Неужели с «мертвой деревни»? Раз там пожар… - Значит, все степные твари разбежались, - продолжила его мысль Настя, - путь свободен. - Да, это похоже на правду. - Ты думаешь, это горожане подожгли степь? - Может и они. Только странно это – ты представляешь, какую территорию нужно поджечь, чтобы всех тварей от Жезказгана до Весовой разогнать? Это при том, что сами горожане тоже не огнеупорные - для них степной пожар не менее опасен. Не особо умный план, ты не находишь? - А когда горожане большим умом отличались? Алмаз задумчиво уставился куда-то в пустоту. - Да и не горит там столько, иначе мы бы сразу заметили… тут бы такое зарево было… - пробормотал он. Какая-то неприятная мысль пришла ему в голову - по лицу пробежала тень, он поморщился и затряс головой: - Нет… ерунда все это… - потом, заметив, что Настя удивленно на него смотрит, добавил: - Ничего, Павел Сергеевич давно уже собирался окончательно с ними покончить. Вот и повод подвернулся. Скоро все это закончится, Настена. Она подняла на него испуганный взгляд: - В смысле, мы к ним в город пойдем? - Ну, конкретно ты никуда не пойдешь совершенно точно. А вот куда пойдут другие, Кайрат Шакенович, я думаю, уже скоро объявит. - Пока Макина здесь? И Игорь за пограничников с серпантина мстить рвется… Алмаз тяжело вздохнул. - Сломался Игорь, - произнес он. – Нельзя на него положиться - ненадежный он стал, психованный. И пьет много, россиянин наш. - Да? Я его пьяным ни разу не видела. - Ну и нечего тебе на пьяных мужиков смотреть. Маленькая еще! – он открыл флягу с водой и сделал большой глоток. – Пить будешь? - Нет. Алмаз, а почему все таки горожане оружием не пользуются? Автоматами там… - Да откуда оно у них? Большую часть мы еще до войны выменяли на воду. Остальное потом отвоевали и дело с концом. - А трофейное? На наши заставы же они нападают, а оружие никогда не забирают, только еду и воду, почему? Я Костика автомат, того, что на серпантине погиб, своими глазами видела. Он теперь у его жены хранится. - А зачем оно им теперь? - Как зачем? – растерялась Настя. - Ну, раньше они с оружием к нам шли, а теперь оно вроде как и ненужно им стало. Не знаю, что это такое странное сегодня произошло, в открытую они давно уже не ходили. Обычно же тайком стараются – по горлу бритвой и привет. - На заставы нападать – это одно, а от тварей защищаться? - А чего от них защищаться? Огонь их надежнее отпугивает. - Все равно, - упрямо возразила Настя, – это мы костер разожгли вокруг поселка и довольны, а они-то не сидят в своем Жезказгане! - По степи с автоматом ходить тоже не очень-то… там тварей слишком много, во век не отстреляешься, а патронов горожане сами делать не умеют, куда им. - Так они и не ходят по степи… - А вот в тоннелях что происходит, это вопрос. Я не очень знаю, чего там развелось сейчас. Макина молчит, как партизан, а остальные, кто видел, уже никому ничего не расскажут. - Ну и вот! Сам-то Макина безоружным в тоннели не ходит! - Ох, Настя, да горожане уже и стрелять давно разучились, потому и не забирают. Совсем они деградировали. - Мне их жалко, - после короткого молчания сказала она. - Ты как отец, ему тоже всех жалко. Настя, поколебавшись немного, все таки спросила: - Алмаз, а… а правда, что… ну… Мне Ванька говорил, что это земля проклята? Тут же концлагерь раньше был, рудники степлаговские каторжники строили… - «Степлаговские каторжники»… Сначала тут англичане всем заправляли. Хотя рабочие уже при них не сильно от каторжников отличались. Чего тут только не было… Не знаю, Настя, может и правда – проклятое место. Где деньги, там всегда проклятье. А тут были очень большие деньги, ведь под ногами чуть ли не вся таблица Менделеева. Он снова замолчал. Настя задумалась о тех самых «деньгах» - непонятной человеческой реликвии, вес и глубина которой ныне полностью соответствовали тому, чем она и являлась по сути – плоскими, почти невесомыми кусками цветной бумаги. Тем, кто родился после «Катастрофы», казалась нелепой всеобщая людская договоренность наделить макулатуру силой и значимостью. Прошло несколько минут, прежде чем Настя решилась нарушить тишину. - Когда мы уже выйдем отсюда? Что-то долго они… - Что ты, это еще не долго – время совсем мало прошло. Мы отсюда не уйдем, пока в поселке не наведут полный порядок, а это, наверное, еще не скоро. Потерпи… Ты есть хочешь? У меня тут где-то вяленая курица была… - Нет-нет, не надо. Ничего не хочу. Она уставилась в темноту, пытаясь разглядеть дверь на вершине лестницы. И хотя стук с той стороны, вероятно, раздастся еще не скоро, Настя словила себя на мысли, что старается не шевелиться, боясь случайно заглушить его любым произведенным шорохом. Едва она подумала об этом и отвернулась, как дверь кто-то начал пинать ногой, после чего послышался голос Макины: - Эй там, в катакомбах, выходите! Все чисто. Алмаз удивленно поглядел вверх, потом перевел взгляд на Настю и коротко сказал: - Сиди здесь. Затем поднялся по лестнице и крикнул через дверь, поудобней перехватив автомат, будто собирался отстреливаться прямо отсюда: - Почему так быстро? Все зачистили уже? - Зачистили, меня Сергеич прислал. - Почему тебя? - А ты хотел, чтобы сюда торжественная процессия явилась вызволять вас из подвала с овациями и оркестром? – сардонически отозвался Макина. - Вылезайте. Алмаз, поколебавшись, осторожно отодвинул засов. - Денис где? – сразу спросил он, едва открыв дверь. - Там, - неопределенно мотнул головой Макина и стал быстро подниматься по ступеням вверх. Алмаз неуверенно обернулся, махнул фонарем, призывая выходить, и медленно пошел следом. Насте, нетерпеливо подпрыгивающей сзади, все время хотелось подтолкнуть его в спину. - А где все? – крикнул он. Макина не ответил, опережая их уже на целый этаж и скрывшись из виду. - Эй, погоди, ты куда умчался? Алмаз, достигнув второго этажа, где был выход из подъезда, выглянул было на улицу и тут же резко отпрянул назад. Следовавшая за ним по пятам Настя с ходу в него врезалась. - Макина, твою мать! А кто тогда там стреляет, если все чисто? – проорал он, быстро вскинув автомат. - Понятия не имею, - раздалось сзади. Макина не вышел на улицу, как они думали, вместо этого он поднялся на третий этаж и теперь находился за их спинами. Насте казалось, что прошла целая вечность, пока она оборачивалась. С пугающей ясностью она осознала, что уже не успевает ничего сделать – грохот автоматной очереди раздался сразу отовсюду, он прильнул к телу как плотный кокон, не давая пошевелиться. Мозг словно взорвался от ужаса, мышцы инстинктивно сжались в ожидании свинца, раздирающего тело, но этого не произошло. В ушах все еще стоял шум, и только спустя некоторое время она поняла, что это ее собственный крик. Настя открыла глаза и увидела перед собой Макину, который, стоя на ступенях, спокойно перезаряжал автомат. Она попятилась, глядя на него широко открытыми глазами и боясь повернуться к лестнице спиной, и даже запнувшись обо что-то, посмотреть назад не смогла. Но он, не обращая на нее внимания, неожиданно поднялся по лестнице, снова скрывшись на третьем этаже. В подъезде стало совсем темно. У Насти в голове был полный хаос, сердце выпрыгивало из груди, ноги подкосились, и она, опустившись на пол, наконец, обернулась в поисках Алмаза. Его фонарь откатился в сторону и теперь желтый луч бил в стену. Дрожащими руками она подняла его и посветила вокруг, но уже через секунду выронила, прижав ладони ко рту, чтобы не закричать. Чувство чего-то необратимого, какой-то чудовищной ошибки, которую уже нельзя никак исправить, жгучей отравой разлилось по венам. Алмаз лежал на спине без движения, в неестественной позе и на его лице застыли удивление и злость. Он был мертв. В книгах Настя много раз читала, как люди, плача, падали на грудь убитым или умирающим. Ей же отчего-то захотелось встать и бежать отсюда подальше, только чтобы не видеть распростертого перед собой тела. Она вскинула голову и новая волна страха накрыла сознание. Быстро и бесшумно, почти растворяясь в темноте, к подъезду приближались горожане. Настя судорожно схватила автомат Алмаза, стараясь утихомирить метавшиеся мысли и вспомнить, что нужно делать. Ладони вспотели от напряжения, пальцы совершенно не сгибались, а застилающие глаза слезы не давали разглядеть даже то немногое, что еще было видно, пока входной проем не перегородила высокая худая фигура. Настя подняла взгляд – перед ней стоял горожанин. Выстрелить она так и не успела. *девочка (каз.) 9. База падения – имеется в виду база падения №1 ОАО ВПК ФГУП НПО машиностроения, занимается поиском и эвакуацией первых ступеней ракетоносителей, запускаемых с космодрома Байконур.
Stella Di Mare: Марк, следующая серия будет через неделю? И насколько нужно отодвинуть конец света, чтобы узнать финал истории?
Марк: После финала истории вполне вероятно начнется новая история Так что концу света по-любому придется посторониться
Stella Di Mare: Всё правильно! Ну, ждём продолжения
dragon: Марк Поддерживаю!!! ЖДЁМ!!!
Stella Di Mare: Марк, ну и?... Как там следующая серия? )
dragon: в томительном ожидании
якут: фсё.чую пропадёт у меня выходной:))
Марк: Прошу прощения за задержку Праздники на носу, всякие новогодние дела. Серия на доработке.
Stella Di Mare: Марк, ок, готовьтесь к праздникам, дело нужное и важное, но не забудьте потом к нам вернуться и дорассказать свою историю
dragon: Краткая инструкция на новогодние праздники
якут: Stella Di Mare пишет: готовьтесь к праздникам, дело нужное и важное, но не забудьте потом к нам вернуться и дорассказать свою историю +100500!!!
Марк: Ей показалось, что ожил ее самый страшный кошмар. Острое, костлявое плечо горожанина больно врезалось в живот и Настя никак не могла закричать - из горла вырывались лишь хрипы. От прилившей к голове крови перед глазами в такт бешено колотящемуся сердцу пульсировали темные круги. - Помогите... - тихий стон, перешедший в кашель, не был слышен и на расстоянии пары метров. Где-то вдалеке грохотали выстрелы - там, на терриконе, весовчане все еще отбивали нападение, не подозревая, что на этот раз противник сумел достичь цели, и что Настя в эту минуту все больше отдаляется от родного дома. Из-за едкого дыма сильно щипало глаза и першило в горле, и ей, беспомощно болтавшейся за спиной горожанина, стало понятно, что восточная граница уже рядом. Призрачная надежда на то, что кто-нибудь придет на помощь, таяла с каждым метром. Из глаз полились слезы отчаянья. Вся жалость к горожанам, испытываемая еще недавно, угасла мгновенно, как слабый огонек свечи на ветру. - Пожалуйста, помогите... Руки и ноги были связаны липкой блестящей паутиной, что лишало возможности пытаться вырваться из захвата без риска изрезать кожу и вскрыть себе вены. Ее - легкую, воздушную, обманчиво нежную - большими клоками приносил в поселок степной ветер и свойства ее были хорошо известны Насте. Ведь именно из нее она делала свои салфетки, стараясь при этом не думать, что же за твари плетут тончайшую, но прочную, как леска, паутину. И для кого. Этот страшный мир мутировавшей живности всегда находился за той огненной чертой, которую женщины и дети из поселка не переступали никогда, и к которой она сейчас стремительно приближалась, чтобы оставить ее за своей спиной. Перед взором появлялись жуткие картины то сгоревшего заживо горожанина, даже после смерти крепко прижимающего к себе ее такой же обугленный труп, то кошмарных монстров, терзающих маленькое человеческое тело острыми зубами. И как Настя ни старалась прогнать эти мысли, одуревшее от страха сознание само придумывало все больше деталей и подробностей ее мучительной смерти. Когда дышать стало совсем невозможно, а от треска огня закладывало уши, Настя изо всех сил зажмурилась, в надежде отключиться. Но горячий воздух отрезвлял лучше ледяной воды и забыться не получалось. Тащивший ее на своем плече горожанин, однако, заметил, что ноша перестала подавать признаки жизни, и остановился. Осторожно опустил ее на землю и присел сам, заглядывая ей в лицо. Еще несколько горожан замерли рядом, настороженно озираясь. Все в их облике вызывало отвращение - от сероватой, в струпьях, кожи, как будто по их венам давно уже не текла кровь, до полного отсутствия хоть какой-нибудь растительности на голове - ни волос, ни ресниц, ни бровей. Выпученные, несуразно большие глаза, словно вываливающиеся из глазниц, придавали им совсем безумный вид. Горожане были похожи на ходячих мертвецов, и, казалось, их прикосновения отзовутся на коже жутким, потусторонним холодом. Но руки их были теплыми. Живыми. Оказавшись на земле, Настя неосознанно начала скрести связанными ногами по камням, стараясь отползти от горожан подальше. - Выродки... не трогайте меня... не прикасайтесь... ублюдки... Сидевший рядом горожанин протянул руку к ее лицу и Настя отпрянула, содрогнувшись всем телом. Но он всего лишь провел длинными пальцами по ее верхней губе и на его серой коже остались алые пятна - у нее снова пошла из носа кровь. - Болеешь, - неожиданно произнес он. Настя, конечно, знала, что горожане умеют говорить, но все равно оторопело уставилась на своего похитителя - звук его голоса шокировал ее. Но через секунду мысли заработали с удвоенной скоростью: перед ней, хоть и одичавшие, но все еще разумные существа, а значит с ними можно договориться. Или хотя бы попытаться. - По... послушайте... - нервно заговорила она, стараясь унять дрожь голосе. - Мы дадим вам воды... много воды... сколько захотите. Я попрошу дядю Пашу... Павла Сергеевича... вы ведь знаете Павла Сергеевича? Я попрошу его... и Пророка... попрошу Бокей-ага... Отпустите меня, пожалуйста. Горожанин смотрел на нее не моргая. В его огромных с расширенными зрачками глазах плясали оранжевые блики от полыхающей за спиной у Насти границы, что делало его похожим на демона, пришедшего забрать ее душу, и ей все время казалось, что он смеется над ней. Голос его, между тем, был тихим, почти ласковым. - Нет много воды, - грустно произнес он. - Много воды есть в степи. Мы не найдем. Ты найдешь. И легко подхватил ее на руки, на этот раз крепко прижав к груди, словно родное дитя. Что было дальше, Настя, уткнувшаяся лицом в плечо горожанина, не видела, чувствуя лишь нестерпимый жар. Они куда-то очень быстро бежали, и ей казалось, что пламя уже облизывает ее тело, но времени подумать об этом не осталось. Уже через секунду воздуха стало не хватать настолько, что паникующий разум не рождал больше никаких других мыслей. Настя ничего не могла с собой поделать и, зная, что лучше постараться задержать дыхание, вместо этого начала жадно хватать ртом дым, в надежде глотнуть хоть сколько-нибудь кислорода. Она не помнила, как долго это продолжалось и теряла ли она сознание, но когда в голове немного прояснилось, дышать все еще было тяжело, в груди все болело и в горле словно прошлись наждаком. - Пить... Прижимающий ее к себе горожанин никак на это не отреагировал. Только теперь Настя обратила внимание, что они уже не бегут. Ей никак не удавалось повернуть голову, чтобы посмотреть, что происходит, и какая-то часть ее мозга была даже этому рада. Но когда горожанин, видимо сосредоточенный на чем-то, что происходило совсем рядом, немного ослабил хватку, она все таки сумела приподнять голову и оглядеться. Где они находились она не поняла - где-то совсем рядом по-прежнему полыхал огонь, возможно, они еще даже не пересекли границу... Но в следующий момент стало ясно - безлопастный поселок позади. В полном ужасе Настя наблюдала за тем, как впереди, почти у самой земли подрагивает, рассыпаясь полукругом, множество ярких, светящихся пар оранжевых точек - это было бы даже красиво, если б не четкое осознание того, что обычные искры от костра не могут выстроиться в такой правильный, безупречный полукруг. Зрелище пугающее и завораживающее одновременно. Перешедшие с бега на шаг горожане теперь остановились совсем, не сводя глаз со странных мерцающих точек, которые, медленно приближаясь, увеличивались в размерах. И только когда до них оставалось не более десятка метров, стало понятно, что оранжевое огоньки не просто висят в воздухе - за ними движется что-то черное, опасное, словно соткавшееся из самой темноты. Настя судорожно перебирала в уме все то, что рассказывал ей Ванька о степи, о тех тварях, что они видели, когда уходили копать земляные валы вокруг поселка, но отчего-то ей вспоминались лишь страшилки о круживших над мертвой деревней привидениях бывших жителей, вот уже два десятка лет слепо искавших свои разрушенные дома. Горожане, тем временем, медлили, не решаясь идти дальше, и странные создания со светящимися оранжевыми глазами вероятно чувствовали это замешательство, уверено заходя с боков. И когда огоньки одновременно, как по приказу, опустились еще ниже, будто неведомые твари прижались к земле для прыжка, вдруг раздался оглушительный шум и прямо в середину образованного ими полукруга выстрелила длинная струя огня. Противное верещание больно резануло слух и в нос ударил запах паленой шерсти. Идеальная, будто очерченная циркулем, дуга рассыпалась. В свете пламени едва мелькнули черные тени, метнувшиеся в разные стороны, но разглядеть их получше не было никакой возможности - через секунду твари снова слились с темнотой, зализывая раны. Насте не нужно было объяснять, что произошло. Огнеметы не были для нее новостью - только с ними у весовчан были шансы вернуться из Большой Степи живыми. Алмаз, когда-то самостоятельно собравший первый огнемет в поселке, снял многие проблемы, казавшиеся до этого момента неразрешимыми. С тех пор выживаемость людей в рейдах резко повысилась и покидать пределы Весовой стало не так страшно, как это было вначале, когда вокруг только начали появляться новые соседи, назвать которых братьями, пусть и меньшими, не поворачивался язык. На какой-то миг в Настиной душе вспыхнула вера в то, что это дядя Паша со своими людьми догнал их, и что сейчас ее спасут... Но повторная струя пламени рассеяла эту надежду вместе с темнотой впереди. Чувство какой-то ирреальности происходящего вытеснило из головы даже страх и Насте вдруг стало казаться, что это просто чья-то глупая шутка, которая вот-вот закончится и все станет как прежде. Огнемет в руках горожанина был слишком нелеп, чтобы считать это правдой. Сознание, словно исчерпав эмоциональный лимит, лишь сухо фиксировало события, даже не пытаясь их анализировать. Настя почти безразлично отметила, что твари, растворившиеся было в ночи, не ушли - они кружили где-то совсем рядом, сопровождая вновь сорвавшихся на бег горожан. Чем больше они отдалялись от поселка, тем реже мерцали в темноте жуткие глаза, отражая свет пограничного костра. Двигались твари бесшумно и вне пределов видимости, но их присутствие не подвергалось сомнению, как если бы все происходило при свете дня. Мощная струя огня, запущенная через некоторое время в откликнувшуюся мерзким воем темноту, зажгла не меньше десятка пар глаз, похожих на тлеющие угли. Уже успевшая иссохнуть под ранним весенним солнцем трава легко занялась, и ветер, забавляясь этой веселой игрой, тут же расстелил огненный ковер еще на несколько метров. Алмаз был прав, горела вовсе не вся степь от Весовой до Жезказгана. Путь горожан в поселок как пунктиром был отмечен полыхающими островками, смутно напомнившими Насте картинку из какой-то книги, где длинный ряд ярких фонарей освещал взлетно-посадочную полосу. Она подумала, что по таким впечатляющим следам их легко отыщут… если только беглецы не успеют добежать до лабиринта тоннелей. «Интересно, далеко ли до них еще?», - мысль была такой холодной, ясной и отчужденной, как будто это вообще думал кто-то другой. Преследующие их твари не желали так просто отступаться. Они тихо и незаметно окружали свою добычу, пока та не огрызалась огнем, не позволяя хищному кольцу сомкнуться вокруг себя. Настя, обмякнув на руках горожанина как тряпичная кукла, уже не пыталась что-нибудь разглядеть. Перед глазами мелькали неясные образы, не задерживаясь в памяти. Вспышка напалма… мелькнувшая в темноте тварь… и еще одна… озабоченный взгляд несущего ее горожанина… какое-то мельтешение впереди… тоннель… Тоннель! Ей как будто вернули все эмоции, врубив их теперь на полную мощность. Они обрушились как лавина и Насте снова показалось, что ей не хватает воздуха. Тоннель был все ближе – обрамленный острыми камнями, делавшими его похожим на разверзнутую клыкастую пасть чудовища. На этот раз она все таки закричала и несший ее горожанин едва не уронил ее от неожиданности. И в этот момент, уловив секундную растерянность своих жертв, твари решили атаковать. Сразу несколько размытых теней напало на двоих горожан, бежавших позади. Они упали на землю и сверху на них тут же запрыгнуло еще несколько хищников, размеры которых трудно было определить. Настя, с головой ушедшая в свой страх, не услышала их криков, изо всех сил брыкаясь и не замечая, как по запястьям побежала кровь. Но когда тащивший огнемет горожанин направил струю пламени прямо на своих собратьев и рев напалма заглушили вопли предсмертной агонии, она почувствовала, что теряет сознание. Все вокруг закружилось и стало отдаляться, звук снова казался приглушенным, а во рту появилась приторная сладость. …Горожанин, опустив ее на землю, плеснул в лицо водой. Уже почти отключившаяся Настя застонала и поморщилась, не желая возвращаться в страшную реальность. - Чистая вода. Для тебя. Нет радиации. Предметы вокруг стали приобретать четкость. - Чистая вода. Пей. Жажда заставила Настю не думать о том, на сколько правдивыми были его слова. Она схватила протянутую пластиковую бутылку и жадно выпила почти всю воду, которая в ней оставалась. Горожанин, тем временем, поднялся на ноги и, стоя к ней спиной, напряженно вглядывался в бесформенное мерцающее пятно тусклого света, льющегося из… выхода из тоннеля? В панике вскинув голову, Настя увидела, что над ней не поддернутая мутной пеленой бесконечность, над ней нависает каменная толща земли, давящая, как могильная плита. С улицы доносились крики и через несколько секунд в штольню(10) забежало трое горожан с горящими на одном конце палками в руках. Они пятились спиной вперед, а за ними, по-кошачьи прижимаясь к земле, упрямо ползли черные твари. Казалось, что их глаза светятся ярче факелов, которыми их пытались отпугнуть, и эта нелепая защита лишь раззадоривает их. Видимо, топливо для огнемета кончилось, и горожане начали проигрывать эту схватку со степными жителями, позволившими незваным гостям пройти по своей территории, но теперь собирающимися отомстить за вторжение. - Развяжите меня… господи… РАЗВЯЖИТЕ МЕНЯ!.. Но горожанин не отрывал глаз от хищников. Он стоял на полусогнутых ногах, растопырив руки, будто собираясь принять на себя удар, если какая-нибудь тварь попытается напасть на Настю. Первое прыгнувшее животное с диким визгом откатилось назад, когда факел полоснул по его животу. За ним сразу же выступила другая тварь, правда тоже пока безуспешно - горожанин, в которого она метила, ловко воткнул ей нож прямо в горло. Она захрипела и попыталась отползти. Зато после этого сразу несколько тварей ринулось вперед, и если одной из них удалось подпалить морду, то другие достигли своей цели, и оставшимся двум горожанам снова пришлось отступать. Настя шарила по земле связанными руками в поисках чего-нибудь острого, чем можно было бы разрезать паутину хотя бы на ногах. О том, что если ей это удастся, то бежать придется либо к выходу, в котором появлялось все больше светящихся пар глаз, либо еще дальше в тоннель, она не думала. Прочная паутина не поддавалась, найденный камень с зазубренными краями выскальзывал из дрожащих пальцев, уже липких от крови. Вдруг впереди, совсем рядом, раздался тихий, едва слышный рык. Настя резко вскинула голову и обомлела. В животном и правда было что-то кошачье, причем не столько во внешности, сколько в поведении. Пока горожане отчаянно отгоняли уже целую свору все наглее наступающих тварей, одна из них тихо, прижимаясь к стене, медленно обходила их сбоку, не отрывая своих хищных глаз от Насти. - Обернитесь… Оно здесь!.. Сзади!!! Тварь мгновенно замерла, как изваяние, слегка навострив прижатые до этого к голове уши, но определив, что горожане слишком заняты ее собратьями и вряд ли смогут помочь намеченной жертве, снова двинулась вперед. Она ползла на брюхе и была будто сжата в комок, но в любой момент могла прыгнуть, как распрямившаяся пружина. - Оно рядом… РЯДОМ!.. ПОМОГИТЕ!.. Но помочь ей было некому, горожане стояли спина к спине в кольце хищников, уже, казалось, совсем не обращавших внимания на факелы. Настя, захлебнувшись криком, бросила в кошку камень, который держала в руках, но промахнулась. Та лишь сильней оскалилась, обнажив мелкие острые зубы, и сделала еще один шаг вперед. - Пожалуйста помогите… - прошептала Настя, хотя в спасение уже не верила. Она перевернулась на живот и попыталась ползти, как гусеница, прекрасно осознавая бессмысленность своих действий. Заложенный природой инстинкт заставлял забыть и о здравом смысле, и о боли. И она, ползла, ничего не видя перед собой, не думая о том, что впереди, возможно, что-то еще более страшное. Каждую секунду она ждала, что ей на спину вот-вот прыгнет черное чудовище и вонзиться в ее горло, и это заставляло ее двигаться, еще и еще: выбросить вперед руки, упереться в землю локтями, подтянуться, снова вытянуть руки… Простой ритм этих повторяющихся действий странным образом сосредоточил вокруг себя все мысли, притупив даже панику. Настя не обращала внимания ни на крики за спиной, ни на темноту впереди, и когда, после очередного рывка, под ней не оказалось опоры, в первые доли секунды она почувствовала даже не страх, а, скорее, досаду, что ее упорядоченные движения, придававшие ее существованию какой-то смысл, были нарушены. Заключительный удар об землю, после того, как Настя прокувыркалась по обрыву, был таким сокрушительным, что все предыдущие показались лишь слабыми тычками. Она была уверена, что у нее переломлен хребет, и боялась пошевелиться. Все тело ныло, во рту появился вкус крови, и думать о том, что хищные твари все еще где-то рядом, и что нужно искать укрытие, совсем не хотелось. Темнота здесь была такой густой, что, казалось, в ней можно застрять, как в желе. Настя, стараясь абстрагироваться от боли, прислушивалась к тому, что происходит там, наверху, и не прыгнула ли за ней кошка, но в ушах стоял такой оглушительный шум, как-будто кто-то врубил одновременно несколько разных мелодий на полную громкость и теперь они врывались в сознание, раздирая его на части. Если бы ей предоставили право выбирать, она бы, наверное, предпочла застрелиться, чем лежать вот так - оглохшей, в непроглядной тьме, со связанными руками и ногами… Оставалось лишь надеться, что твари не заметят ее, если замереть и попытаться придержать дыхание. Настя уже почти поверила в эту спасительную мысль… но тут ее ноги коснулось что-то мягкое. Крик, абсолютно дикий, неконтролируемый, вырвался из горла сам по себе. Она рассекла темноту ногами, попав твари по голове. Та зарычала, и тут сбоку ударил ослепительный луч света – как раз чтобы продемонстрировать, как кошка грациозно вытянулась в прыжке. Теперь, когда она не жалась к земле, стало понятно, что тварь гораздо больших размеров, чем казалось в начале. Ее короткий полет растянулся для Насти, не отрывающей взгляд от оскаленной пасти, на целые минуты, которых вполне хватило, чтобы с пугающей ясностью понять – это конец. Но на полпути тварь неожиданно снесло куда-то вбок, как от резкого удара. Шум выстрелов дошел до сознания с большой задержкой. Еще не совсем веря в спасение, Настя оторопело повернулась в сторону источника света. От яркого луча фонаря слезились глаза, но она все рано увидела бегущего к ней человека. Это был Макина. Он на ходу обвел фонарем пространство вокруг Насти, задержавшись на теле кошки – та не подавала признаков жизни. Сама Настя сразу же вспомнила об Алмазе, о его удивленном взгляде, как будто он до последней секунды не верил, что с ним может такое произойти. Нашли ли его, или он по-прежнему лежит в подъезде? Что теперь будет с Бокей-ага… За спиной Макины показался горожанин – наверное, тот же, который нес Настю. То, что Макина с ними заодно, теперь уже было очевидно. Он убил Алмаза и позволил им увести ее из поселка, но она не понимала зачем. Почему он вдруг решил переметнуться на другую сторону?.. Хотя и на стороне весовчан он никогда не был до-конца, теперь это стоило признать… Макина, почувствовав за спиной движение, резко развернулся, и короткая автоматная очередь отбросила горожанина к стене. Мысли о причинах предательства Макины забуксовали. Настя тупо уставилась на приближающуюся фигуру, даже не пытаясь предугадать, что сейчас будет. Она и не удивилась бы, если б он наставил на нее автомат и тоже застрелил. Логика его поступков находилась где-то за гранью понимания. - Чего ты добиваешься? – в ужасе прошептала она. В свете фонаря блеснуло лезвие ножа и Настя зажмурилась. Но Макина всего лишь разрезал окровавленную паутину на ее руках и ногах, затем, даже не пытаясь соскоблить ее с кожи, наспех обмотал чем-то запястья. - Ты не любовь всей моей жизни, тащить тебя на руках я не буду. Вставай. У нас мало времени. - Не свети мне в глаза. Макина милостиво отвел фонарь в сторону и протянул ей руку, которую она проигнорировала, хотя подняться самостоятельно было тяжело – ноги дрожали и не слушались. - Иди за мной, огонь задержит их ненадолго, - бросил он и, резко развернувшись, направился в глубину тоннеля. - Что?! Идти за тобой? Да ты спятил! Никуда я с тобой не пойду, Иуда! - Хорошо, можешь остаться, - не оборачиваясь пожал он плечами и скрылся в темноте. - Тебя больше никогда не пустят в поселок, слышишь? А если и пустят, то только чтобы скинуть в каньон, так что лучше бы тебе не появляться там, понял? Можешь сдохнуть в этих тоннелях, потому что и горожане тебе тоже не обрадуются! Тварь! Предатель! Ты слышишь меня?! Маки-и-ина!
Марк: Ей показалось, что он уже ушел далеко и вместо него ее слышат похожие на больших кошек твари. Когда вспышка ярости пошла на убыль, Настя вдруг отчетливо поняла, что стоит одна в темноте и своими криками сама же привлекает к себе внимание. Она нервно посмотрела туда, где должен быть выход из тоннеля – если бы у нее был хотя бы фонарь, наверное, она бы рискнула поискать дорогу назад, даже не смотря на то, что там, вероятно, целая свора противных тварей, которых, если верить Макине, сдерживает только огонь. Но у нее не было с собой даже самой никчемной самодельной зажигалки. Страх снова начал неумолимо сжимать сердце. - Макина, подожди! Не оставляй меня здесь!.. Свет вспыхнул в ту же секунду совсем рядом. Макина стоял за изгибом тоннеля и спокойно ждал, когда до Насти дойдет, что без него ей не выбраться. - Все? Описания моей незавидной участи закончены? – насмешливо спросил он. - Тогда пошли. Иначе судьба сдохнуть в этих тоннелях грозит нам обоим. Лисы не пойдут за нами глубоко… Настя бросила взгляд на тело черной твари, которая на нее напала, но ту уже почти не было видно из-за того, что свет фонаря снова скрывшегося за поворотом Макины потускнел. - Это что… это лиса? - Добро пожаловать в удивительный мир жителей степей. Скажи спасибо, что с архаром не познакомилась, или с сайгой, - донеслось до нее из тоннеля. – Хотя, думаю, у тебя все еще впереди. Макина отдалялся все больше, не сомневаясь, что она пойдет за ним. Это злило. Хотелось догнать его, вырвать из рук автомат и застрелить… Она сорвалась с места и бросилась за удаляющимся источником света, прекрасно, тем не менее, осознавая, что сделать это ее заставила вовсе не жажда мести, а толкающий в спину страх. - Зачем ты это делаешь? Что тебе нужно? За короткую, но с трудом преодоленную дистанцию, Настя совершенно выдохлась, без конца спотыкаясь. Макина шел не очень быстро, но ей приходилось собирать всю свою силу воли, чтобы плестись сзади и хотя бы просто не отставать. - Ты не могла бы убавить громкость, - недовольно бросил он. - Мы еще не очень глубоко, но я не хочу, чтобы местные зверюшки вышли нас поприветствовать. - Или боишься, что кто-нибудь из поселка услышит… Ты же не думаешь, что они не организовали погоню? Они легко нас найдут по следам от огнемета, и тогда тебе конец, Макина! Тебя прибьют прямо на месте и никто не озаботиться похоронами… Чем больше она себя накручивала проклятиями, тем больше сил появлялось в ее теле. И если еще секунду назад их с трудом хватало на то, чтобы переставлять ноги, то теперь она уже была готова поднять с земли камень потяжелее и обрушить его на голову идущего впереди человека, и будь что будет… Но он резко обернулся, наставив на нее автомат и моментально остудив только начавший разгораться боевой настрой. - А если ты не заткнешься, то и твои похороны останутся без должного внимания. Огрызнуться Настя не посмела и Макина, убедившись, что угроза произвела впечатление, зашагал в глубину тоннеля быстрее. - Нас найдут, - повторила она тихо, как заклинание. – Павел Сергеевич со своими людьми быстро нас догонит. Им и искать не надо, куда мы ушли, половина степи горит… - Не волнуйся, когда они пробьются к штольне мы уже будем далеко. Не сомневаюсь даже, что они пойдут за тобой до самого Жезказгана, но вот незадача - мне с ними не по пути. - Выведи меня на поверхность, - устало проговорила Настя. - Просто выведи и все, можешь идти куда хочешь, никто тебя преследовать не будет. И искать тоже. Макина… Пожалуйста, просто выведи меня из шахты. - И ты думаешь, что сможешь вернуться в поселок сама? Я бы даже посмотрел, сколько шагов ты успеешь сделать в сторону Весовой... - Ну так посмотри! - Вот это самоуверенность! – восхитился он. - Не льсти себе, сама ты не пройдешь и десятка метров. И потом, у меня на тебя несколько другие виды. - Что тебе нужно? – повторила Настя в отчаянье. – Что?! - Полагаю, это риторический вопрос. То же, что и остальным, не больше и не меньше. - Вода, - кивнула она. - Всем нужна от меня только вода. - Естественно. Для тебя уже стал само собой разумеющимся благоговейный хоровод вокруг твоей драгоценной персоны. Но как только ты найдешь Уйтас-Айдосское месторождение, всем сразу станет на тебя наплевать. Советую начать заранее привыкать к этой мысли. - Ты убьешь меня? - Зачем? Отпущу домой, - весело отозвался он. – Ты ведь хотела доказать свою самостоятельность… - Ты… - Тихо! Макина резко остановился и прислушался. Настя и не заметила, как их окутало затишье - то ли возня у выхода из шахты осталась далеко позади, то ли это просто шум в ее ушах наконец успокоился. Сейчас вокруг стояла хрустальная тишина, легко разбивающаяся любым шорохом, гулко отдававшимся в переплетениях тоннелей долгим эхом. Макина выглядел настороженным и Настя, глядя на его теряющееся в темноте лицо, сильно занервничала. - Что?.. Что там?! Но уже в следующую секунду и сама услышала – что. Тихий то ли стон, то ли плачь докатился до них откуда-то издалека. По спине прошел холодок. Настя не сумела понять, с какой стороны прилетел крик, иначе бы не сдержалась и рванула в противоположную. - Что это такое? – произнесла она заикаясь. Ей хотелось вырвать из рук Макины фонарь и осветить им все пространство вокруг, чтобы убедиться – рядом все еще никого нет. – Оно ведь далеко, да? - Нет. - Нет? – тупо переспросила она. В голову снова упрямо полезли глупые байки на этот раз о тоннелях. – Это ведь не… не каторжники? – Настя надеялась услышать смех в ответ на этот нелепый, детский вопрос. Все в поселке знали, что рассказы о замурованных заживо в шахтах каторжниках просто выдумка, и даже если такое и было когда-то на самом деле, то кости их давно уже сгнили и нечему было бродить в темноте по тоннелям в поисках выхода. Макина не рассмеялся. - Надо вернуться на поверхность… - прошептала она. – Пожалуйста… - Нет, - твердо сказал он. – На открытом пространстве у нас нет шансов. - И что ты предлагаешь? Спускаться еще глубже? Да мы никогда не выберемся из этих проклятых рудников! Но Макина уже уверенно направился вперед. Настя прекрасно отдавала себе отчет в том, что если и попытаться напасть на него, чтобы отобрать фонарь и автомат, то лучше сделать это как можно быстрее, пока она еще удерживает в памяти развилки и ответвления горной выработки, по которой они шли, пока у нее еще есть шанс отыскать в этом лабиринте дорогу назад… Но в то же время она знала, что, увенчайся этот замысел успехом, все равно не сможет в одиночку пройти через шахту – это испытание ей не под силу. Макина, не сомневаясь ни секунды, легко выбирал направление. Насте, которой все тоннели казались одинаковыми, по большому счету было все равно, куда сворачивать – направо или налево, но когда он остановился возле ничем не примечательного ответвления, разве что более узкого, что-то внутри нее щелкнуло. Она словно ткнулась лбом в невидимую стену, запрещающую идти дальше. Макина тоже медлил, и Настя уже было подумала, что он выберет другой путь, но тут откуда-то из глубин снова раздался знакомый стон. - Иди прямо за мной и не отставай, - решил Макина и сделал шаг вперед. Луч его фонаря светил только прямо, прекратив скакать по стенам и потолку, отчего Насте казалось, что этот тоннель более темный и мрачный, чем остальные. И чем больше она вглядывалась в эту темноту, тем сильнее начинало колотиться ее сердце. Сумрак словно стал выползать ото всюду, окутывать свет фонаря, сужая его, тянуть свои липкие щупальца к двум идущим людям. Даже тишина здесь была какой-то другой - звуки тонули в ней, не возвращаясь эхом. - Макина… там что-то есть… по бокам… да посвети же! - Не надо, - произнес он и ускорил шаг. - Мне дышать тяжело. - Не вертись, смотри на меня. Она уставилась на его спину, но взгляд все равно соскальзывал в сторону, в темноту, от которой уже было невозможно оторваться – она гипнотизировала, заставляла вглядываться в себя еще и еще, все больше напрягать глаза в попытке что-то разглядеть. Настя не заметила, как начала замедлять шаг… Макина грубо схватил ее за плечи и встряхнул. - Смотри на меня! – гаркнул он. Настя с трудом сфокусировала взгляд на его лице. Чертыхнувшись, он залез в карман и достал оттуда старую, затертую открытку с надписью «Алматы», но почему-то изображающую не город, а яблоки. - Считай. - Что считать? - Яблоки считай. Вслух. Я посвечу. Он и правда направил фонарь на открытку, стараясь при этом, чтобы его луч случайно не зацепил стены. Второй рукой он подхватил Настю под локоть и повел вперед. Страх заставил ее слушаться Макину беспрекословно, и она нервно начала пересчитывать фрукты, которые видела только в учебнике по биологии, и о вкусе которых не знала ничего. - Раз… два… три… Идти, не глядя под ноги, было трудно, и Настя то и дело отрывалась от своего занятия, но Макина каждый раз рявкал на нее и больно сдавливал локоть, после чего она опять впивалась слезящимися от напряжения глазами в открытку. Яблоки наплывали друг на друга, превращаясь в одно красно-зеленое пятно, и сосчитать их точное количество не представлялось возможным. Где-то на десятом яблоке все время приходилось начинать заново. - Молодец, - вдруг сказал Макина и, отпустив ее руку, забрал открытку. Настя удивленно подняла на него голову. Она ведь так и не поняла, сколько же все таки было яблок изображено… но уже через секунду забыла про них, оглядываясь по сторонам. Необъяснимый страх чуть отступил. Макина спокойно осматривал тоннель, в который они попали – он был достаточно широким, потолок поддерживали деревянные балки кажущиеся трухлявыми и не внушающими доверия. Настя посмотрела наверх, на нависающую над головой толщу земли. Как глубоко они спустились? Сколько тонн сейчас давит на старые, гниющие бревна? Как долго еще продержится эта неизвестно кем и когда вырытая горная выработка? Может быть она появилась незадолго до «Катастрофы», а может ей уже больше века… Насте показалось, что потолок начал опускаться, что он уже почти задевает ее макушку… Она закрыла глаза, пытаясь подавить приступ клаустрофобии. Как ни странно, но перед взором появились опостылевшие яблоки, которые Настя с удвоенным рвением начала мысленно пересчитывать. Стало легче. Когда она снова открыла глаза, тошнота уже сошла на нет, а до потолка было не достать и в прыжке. - Что это было? В том тоннеле? – спросила она тяжело дыша. - Тебе принципиально? - Нет. Куда теперь? - Туда, - уверенно указал Макина. - Ты хоть приблизительно знаешь, где мы? - Приблизительно знаю. У Насти не было сил даже съязвить в ответ. Она просто поплелась за Макиной, стараясь не думать, что они заблудились, и что ждет их впереди. Выбранный тоннель не вызывал у нее уже никаких эмоций и она не сразу заметила, что и здесь темнота по сторонам чем-то заполнена – она шевелилась и даже издавала едва уловимый шелест, как-будто кто-то быстро перелистывал страницы множества книг. Это было страшно, но того необъяснимого чувства опасности не возникало. - Ты слышишь это? – спросила она идущего впереди Макину. - Слышу. Ничего страшного. Просто не останавливайся и все. - Что там? Макина резко повел фонарем и она увидела странную вещь - темнота отступила не сразу, на долю секунды задержавшись в пятне света. Это было так необычно, что Настя остановилась. - Я же просил не тормозить… Настя сделала два шага вперед и снова замерла. Шелест стал громче и теперь она понимала, откуда он идет – прямо из бокового тоннеля, куда и направился Макина. Его фонарь осветил частично обрушившийся проход и Настя поняла, что больше не сможет сделать и шага. Чернота в тоннеле жила своей жизнью - копошилась, ползала по стенам и потолку, тихо скреблась о камни. И за те доли секунды, что она не успевала уползти от упавшего на нее луча, можно было разглядеть, что состоит она из множества мелких, быстро передвигающихся тел. - Пауки! - Это не самое страшное, поверь мне. - Не заставляй меня, Макина… Я не пойду туда… - Успокойся! Они не нападут, если ты будешь двигаться. После этих слов Настю просто парализовало. Она уставилась на тонкую цепочку пауков, старательно огибающих Макину, и направляющихся прямо к ней, замершей истуканом. Они уже почти не избегали света, балансируя на самой его границе, будто привыкли к нему. - Не стой! Попрыгай, если не можешь идти! Он подхватил ее под мышки, приподнял на землей и так резко опустил назад, что у нее подогнулись колени. Пауки, однако, сразу отступили в тень. - Шевелись! - Они ползут ко мне… смотри, они опять ползут ко мне… - Они не отстанут, если ты будешь дурой и останешься стоять столбом. - Нет… я не могу… Его лицо исказилось и она подумала, что он сейчас ее ударит. Но Макина только схватил ее на руки, и потащил прямо в кишащий пауками тоннель. Настя закричала и начала извиваться – она бы предпочла еще раз пройти по тому странному месту, где темнота казалась вязкой и почти не было эха. Макине, в отличие от наделенного нечеловеческой силой горожанина, было не просто удержать ее на руках. - Только не туда!.. Не надо… Лучше убей… Макина, зло выругавшись, отпустил ее на землю, и Настя сразу же попятилась от жуткого тоннеля, но в следующий миг голова ее будто раскололась на двое и все вокруг померкло. 10. Штольня – горная выработка, имеющая выход на поверхность.
Stella Di Mare: Марк, наконец-то! Продолжайте, ждём.
полная версия страницы